С нами была девушка Ира Соколова, этакое милое создание, сводившее многих ребят с ума, — заносчивое и самоуверенное. И вот, когда токарь проходил мимо нас, она вызывающе выкрикнула:
— Вот человек, на нервы действует! Ни улыбки, ничего! Спорю, что никто не слышал от него ласкового слова!
— Что ты хочешь, он кошелек с улыбками давно потерял.
— Недаром вниз смотрит: ищет!
И тут нас как прорвало. До сих пор вспоминаю со стыдом. Мы бездумно, со злобой начали глумиться над ним, старались перещеголять друг друга в хлестких словечках.
А он шел не оборачиваясь, только как будто сгорбился еще больше.
Видимо, мы так бы и продолжали до тех пор, пока он не скрылся из глаз, если бы перед нами не встал Саша Зорин, побледневший, с дрожащими губами.
— М-мерзавцы! — задыхаясь и страдальчески морщась, произнес он. — Дураки! Никогда не ожидал… А ты, Ирина, вот станешь матерью и единственного сына потеряешь, может, и ты будешь такой, даже хуже…
Сбитые с толку этой неожиданной вспышкой, мы притихли. Первая опомнилась Ира.
— Какой матерью? Какого сына? Что ты городишь?
— А вот такого! У Ивана Михаиловича на войне сын погиб. Раньше, говорят, он не такой был.
Было всем неловко после его слов. Мы пристыженно молчали.
— Почему ты не говорил до сих пор? — мигая густыми ресницами, удивленно спросила Ира. — Ты знал? Знал. И надо было сразу сказать. Как комсомолец сказать должен.
— Вот сумасшедшая! — отмахнулся Саша. — С больной головы на здоровую… Горазда!
— Нет, это тебе даром не пройдет, — не слушая его говорила Ира. — Так не поступают. Может, ему помочь надо!.. — Она хотела еще что-то добавить, но только вздохнула, присела к клумбе и стала рыхлить пальцем и без того мягкую землю.
— Можно и сейчас. Сходить никогда не поздно. Я уж думал об этом.
— Думал! — передразнила Ира. — Плохо ты думал! Вот отправить тебя просить извинения. Больше ничего не остается.
— Выдумала! Он вытурит, слова не даст сказать!
— Ага, испугался! Тогда я пойду.
Саша совсем рассердился:
— Ты, Ирина, не зазнавайся. Я да я! Все пойдем.
Горохов жил в собственном домике на окраине города. Добираться туда пришлось на автобусе. Перед самым домом мы нерешительно остановились. Ире предложили войти первой, но она сердито оглянулась и осталась стоять на месте.
Потом мы робко толкнули калитку и вошли в уютный садик. У дома, стоя на табуретке, развешивала на веревку белье девочка лет одиннадцати. Она была в коротеньком платьице, две косички скреплены крупным розовым бантом. Заслышав шаги, девочка быстро обернулась.
— Вы к папе? — спросила она, удивленно разглядывая каждого.