С рукописью под мышкой и с яблоком в руке я прямо из этой редакции направился в редакцию "Москвы" - мне сказали, что здесь никто не смутится необходимостью доноса и, значит, я никого не подведу. И никто меня им не рекомендует, я действительно иду сам по себе. С этого дня - со второго ноября - завертится круговерть.
Вот и Арбат. Редакция "Москвы" - по правой стороне от метро.
- Почему экземпляр такой плохой? - недовольно, но не враждебно спрашивает секретарша, записывая в карточку мои данные. Я что-то бурчу в ответ. Им действительно достался самый последний экземпляр, а не тот, что я только что забрал из другой редакции. Ничего, ничего, прочтут. Меньше всего меня заботили удобства тех, к кому отсюда попадет моя книга.
- Это что, роман, повесть?
- А я не знаю. Ну, ладно, пусть будет повесть.
- Художественная или документальная?
- Документальная, документальная.
Секретарша записала все сведения и сунула мою рукопись в стол - не прочитав ни строчки даже на первой странице!
- Приходите за ответом что-нибудь через месяц. Или мы можем прислать ответ по почте.
Где будет рукопись через месяц? И где буду я сам?
Всех друзей беспокоила моя участь. Вначале мне советовали публиковать книгу на Западе под псевдонимом и не соваться с ней ни в какие редакции. Сколько споров было у нас на эту тему! Уговаривали меня коллективно и поодиночке, в доме и специально выводя погулять по ночной Москве. Все предсказывали: этого тебе не простят. Предсказывали все виды расправы: от закрытого суда ("а в лагере прикончат") до "случайного" убийства в драке или несчастного случая. Между прочим, это показывает, какова среди населения, в частности среди интеллигенции, репутация КГБ, какую славу создала себе эта организация к 1967 году.
Я не соглашался на псевдоним не из-за безумной смелости, а по трезвому расчету: в книге говорится о конкретных местах, людях, фактах, об определенном времени, по всему этому заинтересованные лица легко установят автора. Не говоря уже о том, что какие ж это "показания" - под псевдонимом!
После того как я отдал книгу в "Москву" и пришел Указ об амнистии - как и следовало ожидать, бесполезный для политических, - друзья и даже малознакомые люди стали убеждать меня скрыться, так сказать, перейти на нелегальное положение. Помню, Н. часа два водила меня по двору (разговоры такого рода велись не в доме - мы опасались прослушивания квартир) и уговаривала, ни дня не медля, завтра же сесть в поезд и уехать на Северный Кавказ - там у ее мужа есть друзья, они меня спрячут: "Ты что, не понимаешь? Тебя же просто убьют! Кому нужен твой героизм, подумаешь, герой нашелся!" И. нашел мне надежное убежище и даже, кажется, работу где-то на северо-западе, К. предлагал укромное местечко в Архангельской области. И все единодушно сходились на одном: в Александров я не должен показываться даже за вещами, там просто пристукнут из-за угла в первый же вечер.