— Как все случилось?
— Часа в два ночи я вышел на прогулку по карнизу, через окно влез в его номер и взял бумажник. Фраер сладко храпел. Обратно вернулся тем же путем. У меня оказалось больше шестисот фунтов. Скажи мне, какой дурак полезет в шахту или попрется к станку, хапнув такие денежки? Моя судьба была предрешена. Я уже говорил, что вовсе не боялся высоты, и это главное. Не нужен никакой напарник, значит, меньше вероятность, что на тебя настучат или засыпят.
— И все-таки ты попался.
— Два раза, всего два разочка, дорогая. Сперва в Лидсе, в отеле «Квин». Несчастный случай, просто сломал ногу, падая с высоты пятнадцать метров. Второй раз меня засадили за решетку прямиком из новой гостиницы в Вендейле. Кто мог подумать, что на всех окнах понатыкана сигнализация! Но уж я погонял их по крышам! Легавые набегались до упаду! Все-таки догнали, псы чертовы! — добродушно зевнул Дойл. Голова упала ему на грудь. Он заморгал и пробормотал:
— Я лучше пойду, не сидеть же мне до утра… — Сигарета выпала из его пальцев на ковер. Дженни подняла окурок и бросила в камин. Бомбардир вздохнул и обмяк в кресле. Девушка тихо поднялась и осторожно сняла с дивана клетчатый плед. Когда она накрыла Дойла, его ладонь сонно погладила ее бедро и он почти неслышно прошептал:
— Самая красивая из всех, кого я видел…
Она не двинулась, видя, что он заснул, только бережно сняла его руку и спрятала под плед. Еще минуту она стояла, вглядываясь в его лицо, легкомысленное и невинное одновременно. Несмотря на шрамы на щеке и подбородке, оно было мужественным и красивым. Она все еще чувствовала тепло его руки там, где он коснулся ее тела. «Хорошо, что его сморил сон, — призналась она сама себе, — и не было неизбежного продолжения». Хотя она не имела бы ничего против. Она не была распутницей, просто жила, как большинство ее ровесников, в духе своего времени, и старые пуританские догмы и запреты были для нее пустым звуком.
И все же любовь, даже такая крохотная, только прорастающая, означала бы определенную ответственность, а сейчас она не смогла бы себе этого позволить. Будет лучше, если он поспит час или два и уйдет. Она потушила свет, подошла к окну, прислонясь лбом к холодному стеклу. «Что с ним будет? — думала она. — Куда он пойдет?»
Улица Нарси Плейс пересекала район, который был сущим наказанием для местной полиции. Улицы сходились друг с другом и снова разбегались, пересекались, сливались, снова разделялись, чтобы больше никогда не встретиться, образуя такую узорчатую паутину, что голова шла кругом. Солидные дома с террасами, в которых когда-то жили представители среднего класса, что пошли в гору и переселились в другие кварталы, сейчас были переполнены иммигрантами, пришельцами отовсюду, которым было не привыкать к перенаселенности кроватей. Большая часть белых покинула Нарси Плейс, а те, которым не удалось, остались мыкать горе под покрытыми сажей платанами.