— И правда… Эй, дед! — заорал Шкулин. — Ставь чай, открывай буфет, гости-и!!
— Ладушки, ладушки, где были — у бабушки, — потирал руки Шкулин. Он чувствовал выпивку. Побежал помогать старику возиться с печкой.
Лодка причалила к берегу. Медучин спустился к реке, увидел Бровина. Рядом с ним была молодая женщина в красной кофте. Бровин помогал ей выйти из лодки.
— Принимай!;— обрадовался он, увидев Медучина. — А то брошу в набежавшую волну!
Медучин помог женщине.
— Анфиса… — смущенно протянула она руку.
— Наука, — ляпнул он с перепугу. Предчувствие будущих неприятностей шевельнулось в его душе.
Стали выгружать из лодки вещи.
— А вы идите вон в тот дом, — показал ей Медучин. Она взяла рюкзак и медленно пошла по тропинке в гору.
— Это еще что за явление? — спросил Медучин.
— Ты ж сказал — привезти бабу. Вот я и привез! — улыбка у Бровина до ушей.
— Ну, я это… я просто так! Пошутил!
— Так ничего не бывает. Сказано — сделано, — по-прежнему улыбался Бровин.
— И что же теперь?
— Ну не танцы же танцевать! — расхохотался Бровин. — Для чего баба?
— Знаешь, иди ты к черту! — махнул рукой Медучин. — Сам расхлебывай!
Он взвалил на плечи ящик с хлебом и пошел к дому.
Анфиса мыла в кастрюле мясо, она уже успела познакомиться с дедом и Шкулиным и держала себя так, будто здесь в Избяном не впервой. И тут Медучин рассмотрел ее.
Черные глаза, толстые губы, длинные черные волосы. «Лет двадцать пять», — решил Медучин. Плотная, сбита крепко, брюки еще больше подчеркивают широкие бедра.
«Метиска, — поймав ее взгляд, — решил Медучин. — Мать чукчанка. Да и походка чуть вразвалку, это от ходьбы по тундре укоренилась. Тундровичка».
— Ну как? — тихо толкнул его в бок Шкулин. — А? С такой бабой можно прозимовать и печку не топить!
— Ммда… — буркнул Медучин.
…Стол получился на славу. Бровин привез хлеба, вина, сухой картошки, сухого луку, сахар и чай, а все остальное тут было свое — свежая и вяленая лосятина, рыбные копчености, икра и соленья.
От долгого воздержания и сытной еды захмелели сразу. Шкулин суетился, егозил. То в рюмочку Анфисе вовремя подольет, то тарелочку подвинет, то случайно обнимет за плечико. Не нравилось это Медучину.
«А впрочем, — подумал он, — какое мне дело? Вот если бы он мне дорогу перебежал… а так чего? Пусть…»
Улыбаясь, Бровин сбросил руку Шкулина с Анфисиного плеча.
— Веди себя, Анфиса, как учили, чтоб не было промеж мужиков из-за тебя разладу.
— Ну уж, прямо разлад, — кокетливо повела плечиками.
— Прямо, криво ли, а баба — она что? Она нашего брата с пути сбивает, — жестикулируя, громко продолжал Бровин. — Что хоть делай, а натерпелся я из-за ихнего слабого полу.