Оборский смотрел на взволнованную Сашу, на слезы, застывшие в ее глазах и не мог сообразить, что происходит, и о чем она говорит. Мужчине едва удавалось удерживать зверя, и он с трудом понимал, о чем просит Александра.
— Ты можешь толком объяснить, что случилось? — медленно произнес Глеб.
Внутри все рванулось обнять девушку и вытереть ее слезы, но тут, некстати, вспомнились обидные слова, обвиняющий взгляд, истерика… Волк завыл, толкая его вперед, но Оборский удержался, боясь увидеть неприятие и ненависть в любимых глазах.
— Пожалуйста… — уже навзрыд плакала Саша, и мужчина окончательно растерялся.
— Так, ладно, все это мы решим потом. Пошли, — Глеб крепко взял девушку под руку, — Алекс, собери вещи и найдите Игоря, — крикнул он, направляясь к комнате, где спали Тема и Катя. Подойдя к кровати, на которой уютно сопели малыши, он сгреб их в охапку и, не отпуская Сашиной руки, быстро пошел к выходу. Тошка, приветственно боднув Оборского головой, потрусил следом за хозяином. Он ни капли не сомневался и прекрасно себя чувствовал, в отличие от Александры, которая торопливо шагала рядом с мужчиной, обеспокоенно поглядывая на своих детей. Те спали, как ни в чем ни бывало, даже не почувствовав, что их куда-то несут.
Подтолкнув девушку к машине, Оборский протянул ей Тему, а сам, сев рядом, удобно расположил на руках Катерину.
Спустя пару минут, из леса вышел Метельский, конвоируя впереди себя насупленного Игоря, все расселись по машинам, и, вскоре, кортеж из трех машин уже двигался в направлении Геленджика. А еще через час, Саша сидела в салоне самолета и смотрела в иллюминатор на оставшиеся далеко внизу горы.
Так закончился ее неудавшийся побег.
* * *
Грохот взрыва раздался совсем рядом. Земля, осколки снаряда, ржание коней, грохот канонады… Все смешалось в один всепоглощающий кошмар.
— Ваше благородие, вы меня слышите? — голос Степана доносился как сквозь вату. Горячая кровь, стекающая по виску, заливала лицо, запах земли и пороха раздражал чувствительное обоняние, жаркие сполохи огня подбирались все ближе.
— Глеб Александрович, уходить надо! — надрывался денщик, — Господи, что ж вы такой тяжелый-то?! Гринька, подсоби! — крикнул он, и Оборский почувствовал, как его подхватили чьи-то руки и куда-то понесли…
— Голову, голову держи…
— Ить, уронишь же! Ах, ты, криворукий…
Удар, боль, и… Глеб вздрогнул и открыл глаза. Салон самолета, спящий на его руках Тема, напряженная Саша в соседнем кресле… Опять прошлое настигло его в самый неподходящий момент. Уж сколько лет прошло, а все снится тот последний бой под Екатеринодаром… Что-то слишком часто стали всплывать старые болезненные воспоминания.