А потом, пришла катастрофа, под названием революция, а за ней и гражданская война. Много бед причинили они людям — брат шел на брата, дети — на родителей, друг — на друга… Оборотни настороженно наблюдали за происходящим. Многие влились в ряды разваливающейся армии, некоторые сразу покинули гибнущую в кровавых распрях страну, а кто-то ждал до последнего, веря, что люди образумятся и прекратят междоусобицу… Глеб, в свои двадцать девять, не смог остаться в стороне. Присоединился к армии Деникина, воевал на юге России, отступал вместе с теряющими, один за другим, города войсками и, до последнего, верил, что не покинет родину. Судьба распорядилась иначе.
Бой под Екатеринодаром оказался для него последним. Ранение задело привычное к регенерации тело, но это было не страшно. Осколок снаряда, пробивший голову, чуть не стал причиной гибели Оборского. Лгали легенды о бессмертии оборотней. Не нужны были мифические серебряные пули, чтобы уничтожить представителя этой расы. Достаточно было всего лишь попасть в сердце или в мозг оборотня, и это приводило долгоживущего к гибели.
Глебу не повезло — проникающее ранение задело мозг. Для человека подобное могло быть смертельным, но оборотень боролся. Он цеплялся за жизнь, могучий организм не сдавался, только вот, регенерация замедлилась, и Оборский еще долго приходил в себя. Спасибо Степану — денщику — сумел вытащить его с поля боя, а потом, и до Севастополя довезти. Очнулся Глеб уже на пристани. Военные, гражданские, бабы с корзинками, молоденькие сестры милосердия, усатые казаки… — все смешалось перед его глазами. Толчея, неразбериха, крики, ругань… Ноябрь двадцатого года. Последние месяцы уходящей России. Армия, под руководством генерала Врангеля, покидала отчизну.
Потом, был душный трюм, набитый людьми под завязку, и отсутствие воды, и жидкая баланда один раз в день, и дикая, отупляющая боль. Степан отчаянно молился, и Глеб, выходя из забытья, видел небритую физиономию своего денщика, и его неразборчиво шепчущие что-то губы. Кто знает, то ли хваленая регенерация, наконец-то, сработала, то ли молитвы помогли, но Оборский сумел победить смерть.
Бледный, исхудавший, оборванный он смотрел с палубы «Саратова» на раскинувшийся впереди Константинополь, и горькая улыбка кривила губы мужчины. Воды Босфора качали стоящие на рейде суда, с российскими флагами, и тысячи людей с надеждой взирали на негостеприимный берег.
А потом, вынужденная высадка на островах, вероломство союзников, долгие дни ожидания и, наконец, возможность уехать во Францию. Там, в небольшом местечке под Парижем, Глеб прожил несколько лет. А затем — Вена, Варшава, Стокгольм, и дальше — Нью-Йорк, Лос-Анжелес, Торонто…