– Не хочу.
– Знаю. Ты же храбрый! Найди в себе силы – ради себя, ради Дженни. Ради Гарри и Лизетты. Их надо похоронить.
– Глядеть на их гробы? Забрасывать землей? Опустить в могилу? – воскликнул Люк. – Придет зима, станет холодно, выпадет снег, ударит мороз… Гарри терпеть не может холод!
– Гарри ничего не почувствует. Ему теперь хорошо, тепло, он в безопасности. Он с матерью. Они будут оберегать вас с Дженни…
– Ох, прекрати! Не рассказывай мне сказки. Я не Дженни, я видел смерть вблизи. Они исчезли, их трупы уже гниют и разлагаются, а виноват в этом я один! Я их оставил! Гарри никогда бы не…
– Послушай, Гарри все предупреждали – и ты, и я, и Лизетта. Как и все юноши в его возрасте, он считал себя бессмертным, неуязвимым – и погиб. Вины в этом ничьей нет. Если хочешь, вини океан, вини погоду, божественное провидение, но не смей обвинять себя. Не ты, а Гарри и Лизетта распоряжались своими жизнями. Думать иначе нелепо и самонадеянно. Я тоже их любила. Да, ты потерял жену и сына, а я потеряла лучшую подругу и мальчика, которого считала родным. – Нелл беспомощно разрыдалась. – Люк, их надо похоронить, без тебя мы сделать этого не можем. Жизнь продолжается, но сначала надо позаботиться о покое мертвых. Ради нас, живых.
Люк страдальчески посмотрел на Нелл и кивнул.
– Я сейчас приду. Где Дженни?
– Она в машине, ждет. Мы с Томом ее отвезем.
– Я пешком пойду.
– Священник уже там.
– Хорошо. Дай мне минутку побыть одному.
Нелл вышла, и дверь со скрипом захлопнулась, но не громыхнула: только Гарри ухитрялся закрывать ее с громким стуком, и Лизетта всегда просила его придерживать створку.
На столе лежал конверт, старательно надписанный Дженни: «Папе». В конверте оказались две фотографии, снятые перед несчастным случаем. Первый снимок изображал мать с детьми: Дженни хохотала, закинув голову, Гарри с любовью глядел на сестру, а Лизетта смотрела в объектив, обнимая дочь и сына. Прекрасное лицо жены светилось небывалым счастьем.
При виде этой фотографии Люк воспрянул духом, онемевшее от скорби сердце забилось быстрее. К сожалению, второй снимок поверг Люка в пучину отчаяния: Лизетта обнимала сына, присевшего на корточки. Они не смеялись, а задумчиво и проникновенно глядели в объектив. Дженни по праву гордилась фотографией и даже подписала ее на обороте. Две пары глаз с горьким укором смотрели на Люка, словно спрашивая: «Почему ты нас не спас?»
* * *
Лизетту и Гарри похоронили на высоком холме, посреди поля белой лаванды, наполнявшей округу тонким ароматом. Могилы окутывал серебристый саван призрачных белых цветов, привезенных Люком из Прованса и посаженных по настоянию Гарри. Впрочем, июльская поездка в Лондон уже не состоится. Внезапно Люк осознал, что его больше не волнуют ни великолепный урожай, ни высококачественный экстракт, ни виды на будущее. Люка не интересовало будущее, он страстно желал вернуть жену и сына.