– Ну что ж, в таком случае не буду больше вас задерживать. Увидимся в следующую среду, ровно в семь утра. Кстати, если не секрет, откуда вы узнали о нашем кафе?
Люк едва не заскрипел зубами: вопрос фон Шлейгеля снова застал его врасплох.
– Помнится, впервые я услышал о нем от милой английской пары в Гемпшире, когда писал репортаж об авиасалоне в Фарнборо. Они отдыхали во Франции, где-то в окрестностях Люберона… кажется, в городке под названием Лурмарен.
– Да-да, прелестное местечко!
– Так вот, ваше мороженое произвело на них огромное впечатление. – Люк приказал себе успокоиться и не увлекаться изобретением подробностей. Перед глазами всплыла нечеткая фотография из досье, собранного Максимилианом. – Особенно им понравилось, что вы подаете его в форме цветка.
– Вы мне льстите, – с напускным смущением промолвил фон Шлейгель, но в его тоне слышалось облегчение.
Люк понял, что выдержал проверку.
Дрожащей рукой Люк опустил телефонную трубку на рычаг, втайне радуясь, что не стал звонить из номера. В нем бушевала давняя, тщательно скрываемая ярость, сердце ожесточенно колотилось, в жилах бешено пульсировала кровь. Он чуть было не позвонил Максу, но передумал, не желая выслушивать предупреждения и рассудительные советы. Шелковый мешочек, некогда хранивший лавандовые семена, трепетал на груди. Бабушка всегда говорила, что лаванда оберегает Люка от невзгод… Что с ним станет теперь, когда семена проросли в плодородной почве Лонсестона?
Джейн спросила его, что он так бережно хранит у себя на груди, но Люк ей солгал, сохранив в тайне содержимое мешочка. Впрочем, неизвестно, пригодится ли оно вообще.
Люк едва успел подняться в номер, как в дверях показалась Дженни.
– Папочка! – радостно воскликнула она и подбежала к нему.
Он поцеловал ее в макушку.
– Ну как, весело время провели?
– Да. Пап, мы с Джульеттой будем переписываться, часто-часто, – защебетала она, и тут же вздохнула. – Знаешь, мне очень хочется жить во Франции.
– Ты же всего несколько дней в Париже, – улыбнулся он.
– Нет, честное слово, мне здесь очень нравится. В Тасмании все тихо и спокойно, а в Европе…
– Вот поэтому нам с мамой и понравилось в Тасмании.
– Ну, вы же старые… – протянула девочка. – А когда были молодые, жили в Париже и Лондоне.
Люк сосредоточенно наморщил лоб, сообразив, что дочь к чему-то клонит.
– Я вот что тебя хотела попросить, – заявила она без обиняков. – Может, ты отдашь меня в школу-интернат здесь, во Франции?
Люк опешил, не находя слов от изумления, и вспомнил, что в свое время Лизетта задавалась вопросом, как дети воспримут решение родителей уехать на край света, в тасманийскую глушь. Тогда он пренебрежительно отмел опасения жены и заметил: