Она расхохоталась.
– Очень по-французски звучит.
– Вы правы.
Она протянула ему руку и представилась:
– Джейн Эплин.
– Миссис Эплин? – уточнил он с улыбкой.
– Mademoiselle, – шутливо поправила она.
– В таком случае, Джейн… Вы не возражаете, если я буду называть вас Джейн?
Она покачала головой.
– Итак, Джейн, теперь, когда с формальностями покончено, позвольте мне пригласить вас в «Риц»… на чашку чая.
Их дружба быстро переросла во влюбленность. Джон покорил Джейн своей заботливостью и вниманием, щедростью и необыкновенным чувством юмора. Он встречал ее после работы – Джейн была модельером в одном из лондонских домов моделей – и водил в театр, на ужин или в кино. Позже выяснилось, что Джон, выходец из семьи торговцев бакалейными товарами, сражался в рядах Восьмой британской армии в кровопролитной битве за Рим.
– Тебя ранило? – спросила Джейн, заметив, что Джон прихрамывает. – Ты никогда об этом не говоришь.
– Мне больше нравится говорить о нас, – ответил он.
Джейн с запозданием сообразила, что с самой первой встречи он уклонялся от разговоров о войне. Теперь, когда они познакомились поближе, она решила вызвать его на откровенность.
– Знаешь, по-моему, опыт прошлого очень важен. Я до сих пор о тебе почти ничего не знаю, а тебе все известно обо мне. Ты доблестно сражался на фронте, защищал родину…
– Я не хочу говорить о войне, – заявил Джон. – Мне слишком больно…
– Понимаю. Но если бы ты…
– Не лезь! – раздраженно воскликнул он и тут же испуганно схватил ее за руку.
На них удивленно глазели посетители ресторана при магазине «Фортнум и Мейсон», привлеченные неожиданно громким выкриком.
– Прости, любимая, – повинился Джон. – Мои друзья погибли в боях, я забываю о приличиях.
Этот случай должен был насторожить Джейн, но она, уже сраженная стрелой Купидона, не обратила внимания и умерила любопытство.
Свадьбу сыграли в сентябре. Невесте сшили платье из дамаста, по придуманному ей фасону. Букет из бледно-розовых роз и орхидей сохранили; теперь, четыре года спустя, он высох, утратил свои нежные краски. Так же постепенно поблекла и семейная жизнь Джейн.
До недавнего времени Джон умело скрывал притаившееся в нем зло, ядовитую субстанцию, отравлявшую ему существование, но в последние недели отказался выходить из дома и даже вставать с постели. Врачи утверждали, что это приступ меланхолии, до тех пор, пока один из профессоров, срочно вызванных к постели больного, не определил недуг как клиническую депрессию. Он пригласил для беседы Джейн и Питера, старшего брата Джона, и объяснил им, что депрессия носит маниакальный характер и что вызвана она, скорее всего, пребыванием на фронте.