– Ты, кажется, предлагал показать мне твой знаменитый сарай, якобы еще более ветхий, чем этот.
Люк улыбнулся – на щеках мелькнули ямочки.
– Завтра в час? Утром я занят. Давай я за тобой заеду.
– Я на машине, – ответила София. – По дороге будешь писать мне, куда ехать.
– У меня нет твоего телефона.
– Дай свой номер.
Люк продиктовал. София набрала его и услышала гудки в нескольких шагах от себя. Прервав звонок, она посмотрела на Люка, сама не зная, какая муха ее укусила.
– Вот тебе мой номер.
Айра
Стемнело, и погода продолжает портиться. Ветер пронзительно свистит, окна залеплены толстым слоем снега. Снегопад постепенно погребает меня заживо. Моя машина, подержанный «крайслер», кремового цвета. Интересно, заметят ли ее, когда взойдет солнце, или она попросту сольется с местностью?
– Не думай о плохом, – говорит Рут. – Помощь непременно придет. Уже скоро.
Она сидит на прежнем месте, но теперь выглядит иначе. Чуть старше, в другом платье, тоже смутно знакомом. Я отчаянно пытаюсь припомнить, когда она так выглядела, и вновь слышу голос жены:
– Летом 1940 года. В июле.
И через несколько мгновений я вспоминаю: «Да. Верно. Летом, когда я перешел на второй курс».
– Ну конечно.
– Да, теперь ты вспомнил, – отвечает она, посмеиваясь. – Но не без моей помощи. А раньше ты ничего не забывал.
– Раньше я был моложе.
– И я тоже.
– Ты до сих пор молода.
– О нет, – говорит Рут, не скрывая легкой грусти. – Молодость давно ушла.
Я моргаю, тщетно стараясь сосредоточиться. Ей было семнадцать лет тогда…
– Ты была в этом платье, когда я впервые пригласил тебя на прогулку.
– Нет, – возражает Рут. – Я была в этом платье, когда сама пригласила тебя на прогулку.
Я улыбаюсь. Про наше первое свидание мы часто рассказываем на семейных праздниках. Со временем мы с Рут стали хорошими рассказчиками. И теперь, в машине, моя жена принимается повествовать точно так же, как обычно при гостях. Она складывает руки на коленях и вздыхает, на лице у нее – нечто среднее между разочарованием и смущением.
– Тогда я уже знала, что ты в жизни не подойдешь первым. Ты приехал на каникулы и провел дома уже месяц, но так и не сказал мне ни слова, поэтому в субботу, когда в синагоге кончилась служба, я сама подошла к тебе. Посмотрела прямо в глаза и сказала: «Я больше не встречаюсь с Дэвидом Эпштейном».
– Да, помню, – говорю я.
– А помнишь, что ты ответил? Ты сказал: «А», покраснел и опустил глаза.
– По-моему, ты ошибаешься.
– Сам знаешь, что нет. А потом я разрешила проводить меня до дому.
– Помню, твой отец не очень-то обрадовался.