Приключения нетоварища Кемминкза в Стране Советов (Каммингс) - страница 4
Концентрационный лагерь для интернированных, описанный в романе Э. Э. Каммингса «Громадная камера. Фотография начала ХХ в.
Роман вышел спустя 5 лет, в 1922 году, почти в одно время с двумя другими вершинами англоязычного модернизма — «Улиссом» Дж. Джойса и «Бесплодной землей» Т. С. Элиота. С первым Каммингс имел возможность познакомиться еще раньше, на страницах журнала «Литтл Ревью» (Little Review), в котором «Улисс» выходил отдельными главами в течение 1918 года. Находясь во французском заточении, он пролистывал и его «Портрет художника в юности», подпитывая собственные литературные опыты джойсовской языковой магмой. Теперь он пишет эссе об «Улиссе» (не сохранилось) и осваивает технику внутреннего монолога в романе. К «Бесплодной земле» Элиота — бывшего товарища по студенческой скамье — отношение было весьма сдержанным, хотя Каммингс высоко ценил его первый стихотворный сборник «Пруфрок и другие наблюдения», взяв его с собой в тюрьму Ферте-Масе.
Суперобложка первого издания романа «Громадная камера» (Нью-Йорк, 1922)
«Громадная камера», как казалось многим, сходна с «Улиссом» своей нелинейностью повествования, неконвенциональностью стиля, многоязычием (французские фразы перемежаются с английскими), внутренним монологом и «потоком сознания». Однако, роман Каммингса во многом более лиричен — в нем описывается личный опыт автора и только он. В центре его эстетики — авторское Я писателя, вокруг которого вращаются все другие сферы действительности. Интеллектуализму Джойса здесь противостоит сенсуализм чувствующего Я. Восприятие событий пропущено через глаза, уши и чувство героя — то есть самого Каммингса.
Э. Э. Каммингс в Париже. Фотография 1923 г.
Индивидуальность, превосходство индивидуума над человеческой массой — центральная тема «Громадной камеры». Она же возникнет с еще большей силой в его втором автобиографическом опусе — романе-травелоге «ЭЙМИ». В обоих романах — речь о запертых пространствах (чудовищной тюремной камере и целой затворенной стране). В центре обоих опытов — вопрос об идентичности художника в обществе, где затыкают рот (shut up), запирают двери (shut doors) и вынуждают к коллективному конформизму. Поэтика романов Каммингса строится вокруг противопоставления «самоидентичности» и «идентичности в обществе». Эти поиски самого себя в тюремной массе, так же, как и в советской массе, совершаются как будто в башне подобной Вавилонской, с ее преодолеваемым многоязычием и тщетным стремлением к унификации. При всей серьезности и мрачности выбираемых Каммингсом тем, его излюбленный прием — смех и гротеск. Поиск идентичности совершается не через долгие философские отступления, а через зашифрованную языковую игру и сжатый, словно в телеграмме, язык.