Гассан крепче наматывал веревки на руку, нетерпеливо вглядывался сквозь кусты в степь.
Темная точка опять маячила в небе. Джигит скользил по ней глазами – и не видел ее. Он думал только о соколе.
– Чек, чек, чек! – резко, точно камешком ударяли о камешек, закричал сорокопут.
Гассан чуть не уронил сеть. Забегал глазами по небу, но ничего не заметил.
Зоркий сорокопут кого-то видел. Он беспокойно вертелся на колышке, кричал все громче, вдруг юркнул в ямку и притаился. Тут только заметил сапсана и джигит: высоко над землей сокол мчался к деревьям, часто-часто взмахивая крыльями.
Гассан набрал полную грудь воздуха, выждал, когда сокол подлетел шагов на полтораста, и дернул бечевку.
Белые крылья голубя замелькали над землей, как сигнальный флажок.
Сапсан на миг точно замер в воздухе, повернул и, как камень из пращи чабана, понесся наперерез.
Гассан судорожно дернул бечевку. Голубь споткнулся на лету, перекувырнулся – белый флажок захлопал по земле. Джигит потянул сеть и вдруг заметил, что тащит одного голубя.
Сапсан, раскинув крылья, остался лежать на земле среди желтых крупинок зерна.
Гассан понял сразу, что случилось: в волнении он слишком рано отдернул летящего голубя. Птица разом остановилась в воздухе. Сокол ударил мимо.
Бил он сверху. Голубь был над самой землей.
Джигит знал, что бывает с проловившими соколами. Он бросил ненужные веревки и вылез из засады.
Сапсан лежал грудью на земле. Темная его спина резко выделялась на серой почве. Большие глаза были прикрыты беловатыми веками. Они медленно открылись навстречу Гассану.
Джигит стал на колени и протянул руку. Сокол неожиданно перевалился на бок. Гассан не успел отдернуть руку: страшная лапа скогтила его за рукав. Сокол судорожно забил крыльями и застыл. Глаза его потухли и закрылись. На крутом клюве вздулся кровяной шарик и лопнул.
Гассан поднялся с колен. Мертвый сокол тяжело повис у него на руке. Гассан взвесил его свободной рукой, потрогал аспидно-черное, жесткое и гладкое перо крыла. С рассеянным недоумением глядел кругом. Так удильщик разглядывает с трудом и волнением вытащенную им на крючке корягу. Он не в силах сразу понять немой насмешки нечаянной подмены. Где трепет и возмущение живой добычи? В руках только мертвая тяжесть жесткой бездушной деревяшки.
Джигит попробовал разжать застывшие в хватке хищные когти. Они не поддались. Он сильно дернул, и лапа оторвалась с куском крепкой материи.
Джигит бережно опустил сокола на землю.