Душа ее была полна бессильного гнева. Для короля не имело значения, что сердце его дочери принадлежит Германии, что в случае отъезда ей придется отказаться от всего имущества, которое досталось ей в наследство от императора. Представив себе, что, если она начнет сопротивляться, ее просто свяжут, как гусыню на рынке, и запихнут в паланкин, Мод поняла, что это даже страшнее того, что теперь она всецело находится во власти отца. Как и прежде, когда ей приходилось иметь дело с королем Генрихом, у Мод не оставалось другого выбора, кроме покорности и послушания. К вечеру голова разболелась настолько, что она не могла заснуть и была вынуждена принять снотворный настой белого мака.
— Как бы ты себя ни чувствовала сейчас, возможно, это — самое лучшее из всего, что с тобой могло бы произойти, — сказала на следующий день Олдит, обрадованная возможности вернуться в родные края. Укладывая коробки и упаковывая седельные сумки, она искоса взглянула на Мод. — Что-то твоя хандра чересчур быстро закончилась!
Мод бросила на нее свирепый взгляд: ведь Олдит сказала правду. Скорбь и чувство утраты в душе вдовы сменились гневом и надеждой на новую жизнь.
В середине августа, в сопровождении отцовского эскорта, служанок, слуг и конюхов, Мод покинула любимую страну. В окружении четырех десятков рыцарей и лучников она чувствовала себя скорее пленницей, чем дочерью, возвращающейся в лоно семьи. Пока процессия двигалась через германские владения, навстречу Мод постоянно выходили местные жители, желавшие выразить ей свою любовь и скорбь от разлуки с нею. Они кричали, что никогда не забудут свою добрую и праведную императрицу. Мод была тронута до слез. Обида на отца стала еще сильнее.
Путешествие по Европе длилось целый месяц. В начале сентября процессия пересекла границу Нормандии, в час вечерни остановилась на ночлег в трактире рядом с церковью, а когда колокола зазвонили к заутрене, снова двинулась в путь. Командир сказал Мод, что если им повезет, то к ночи они доберутся до Руана. Потом она заснула под мягкое покачивание паланкина…
Мод медленно открыла глаза. Некоторое время она старалась не обращать внимания на стук молотков, грохот разгружаемых повозок и стук лошадиных копыт. Потом удивилась: неужели они так быстро доехали до Руана? Мод зевнула, потянулась, по-кошачьи выгнув спину, и отдернула кожаную занавеску, желая полюбоваться на столицу Нормандии. Но ее изумленному взору предстал лишь розовый сентябрьский рассвет, подернутый легкой пеленой тумана.
Повозки, паланкин и вьючные лошади стояли посреди дикого луга, с одной стороны к которому примыкал яблоневый сад. Теплый ветер раскачивал тяжелые от плодов ветви и осыпал траву спелыми красными, как кровь, и нежно-розовыми яблоками.