Росту он был преогромного, аккурат сажень без вершка, и силы непомерной. На медведя всегда один ходил и ружья с собой не брал, а по древности – ножполосач и рогатину. Когда во младости на призыв ставился, так господин воинский начальник, глядя на него, инда заплакал:
– Стоять бы тебе, – говорит, – Алексеев за императорским троном в золотой броне да в славном кавалергардском мундире, а взять тебя невозможно…
Указательный перст на десной руке был у него отсечен: ребятишками с братом баловались, топором начисто отхватили.
Нрав имел Петр сумный и упористый, кремень-мужик, дуб, что скажет раз, того не менял, и в доме своем всех соблюдал в великой строгости. Компании ни с кем не водил и водки в рот не брал даже и в Светлое Христово Вескресение. Однако, при всей своей суровости, невежества и обиды никому не чинил: ни домашним, ни соседям, ни крестьянству.
К этому-то правильному человеку и собрались в лихой час уренские мужики. Ставни примкнули, оконницы позанавесили. Покрестились на образа, сели по лавкам, где кому положено: кто постарше – ближе к Спасову лику, помоложе – к двери. Света не зажигали – лампада теплилась.
– Смерть пришла, Петр Алексеевич, последний час!
– Погибель крестьянству, одолела советская власть, у иных все дочиста съела, проклятая, и мышам на пропитание не оставила…
– А все Фролка, он, нечистый дух, солдатишек в Урени навел. Жили мы до того, советской власти неизвестными.
– Так и жили бы, без Фролки!
Горячатся мужики, злобятся. У каждого на сердце накипело. Не то, чтобы старцы древние к Петру собрались, а все годки его, в самом соку мужики, лет по сорок, работники, хозяева.
– Не хотим растакой советской власти. Коли царской теперь нет, – свою поставим, крестьянскую!
– Поди, возьми нас в Уренях! Да и брать-то кто будет? Солдатишки вшивые, дармоеды!
Пошумели и, сердцем остыв, замолкли, на Петра Алексеевича глядят:
– Какое твое слово будет?
Поднялся Петр, справедливым двуперстным знамением груди осенил, бороду огладил:
– Во имя Отца, Сына и Духа Свята! Правильны слова ваши: не стало житья крестьянину. Пошто будем в поте лица трудиться? На поганую советскую власть несытую? К добру ли, к худу ли, а путь нам один объявляется: солдатишек с советской властью прогнать и свою власть в Уренях утвердить.
Мужики разом загомонили:
– Отсидимся от солдатишек в Уренях, поди, возьми нас из лесов, из топей…
– Коли до боя дойдет, своих триста ружей поставим… Все охотники, у каждого свинец с зельем найдется…
– Значит, быть по тому!
Порешили в ту же ночь по первому петуху солдатишек с Фролкой взять и повязать. Сотворить это в небольшом числе, чтобы шуму и кровопролития не было. А на утро всем миром сход созвать и свою власть учредить, чтобы всем, без изъятия.