– Близки. Мы лесом бежали, а ихних пять саней по тропе след нам правят. Эти – передовые, сила же за ними верстах в двух.
Не минуло долго времени, выкатывают по тропе пять саней, как сказывали. Едут не шибко. Тропа – не шлях. Снежно. Коням по пузо в низинах.
На передних санях красный флаг утвержден необычного вида, попередно, вроде хоругви и на золотых шнурах с кистями. Кони тоже все красным тряпьем разубраны. Сидят в санях по пятеро. Более ничего не видно.
Подъехали шагов на два ста. Мы не палим. Ожидаем. Снимаются с саней. Подводы оборачивают, в ряд ставят и чего-то на них копошатся.
Трое флаг берут и к нам идут. Флагом помахивают, издалека орут.
– Товарищи-крестьяне, не стреляйте! Допреж того поговорим.
– Поговорить можно. Отчего же?
Подошли не ближе, как на дубовую тень, – шагов на двадцать. Трое. Один в шубе опашной, енотовой. Другие в солдатских шинелишках.
То т, что в шубе, становится, флаг передает и кричит:
– Товарищи-крестьяне, вы обмануты! Обнаглевшие контрреволюционеры, враги советской власти распространяют о нас гнусные слухи. Не верьте им! Мы, коммунисты, несем крестьянству мир и раскрепощение… – и пошел чесать.
Уренские слушают. Знают: мир-то мир, так и Фрол ка объяснял, а между прочим хлебушко выгреб и скотинку посчитал… Однако, послушать можно. Даже интересно.
Тут царь подошел, и старцы набежали.
Вожак царя не признал, потому никакого отличия на нем не было – мужик, как и все, – а начетных старцев отличил по скуфьям и по древности.
– Вот они, – орет, – попы ваши, опиумную отраву распространяют!..
А старцы как зашумят:
– Антихрист! Анафема! Велиил! Словеса твои блуд и смрад! Изыди от нас, окаянный!
Нафанаил надрывается на все груди:
– Соблазна твоего и прельщения не приемлем! Изыди, сатана! Не устрашимся врат адовых! – суковник с засеки обламывает и в вожака пуляет.
Стало и нам обидно: пошто наших честных старцев срамит! Сребролюбию они подвержены, это верно, но отравлением человеков не занимались! Того испокон века не было.
Начали и мы в городских снежинами и древом бить. Одному угодили в самый сап: кровью залился. Видят они – кончена их речь. Мужики сами орут, матерятся, Фролку и его продразверстку в мать поминают.
Поворотили лыжи к саням. Там остатние порассунулись, а Симка Трохимов глазастый был – пулеметы в санях подузрил.
– Глядите, – кричит, – с миром пришли, а в соломе пулеметы…
Мужики сильно обозлились и палить хотели, только царь не велел до времени.
Стала ихняя главная сила подходить. Пулеметы с саней стащили и в лес поволокли. Что ж, Урени свой имеют: в срединной засеке, на самой дороге поставлен, ветками еловыми фронтовики его укрыли. Они же при нем и состоят – пять человек.