Клычов погрузил умиротворенного шефа на заднее сиденье своего джипа, набрал номер, сказал одно слово: «Везу!» и покатил по проспекту. Пока ехали, Лядов лениво скользил взглядом по людям, домам, витринам, ничего не замечая в хмельной полудреме, будто перед глазами у него текла одна сплошная стена.
У дверей офиса «Нирвана» стояла, ожидая своего благодетеля, красота русского калибра – телесно роскошная, рыжая, зеленоглазая Матильда. Лядов начал выбираться из салона машины, но Клычов, не поворачивая головы к шефу, остановил.
– Грустная новость у нас…
Лядов откинулся обратно на сиденье, при этом коротко ругнулся:
– Б…, никакой жизни нет! Что еще?
– Нас постигла невосполнимая утрата. От нас ушел Борей…
– Куда ушел? – не понял поначалу Лядов, но быстро врубился. – Когда успел?!
Против воли Лядова этот его вопрос прозвучал двусмысленно. Непонятно, кому он был адресован, так быстро – едва одна ночь прошла – ушедшему Борею или Клычову, который как тот пострел, который везде поспел. Клычов уловил в этой двусмысленности намек на свою причастность к «невосполнимой утрате». Сохраняя горестный тон, рассказал шефу, что Борей застрелился в три часа ночи в своем гараже. И оставил записку. Клычов процитировал ее – «Это мое решение. Прошу никого не винить. Не трогайте семью».
Второй раз за это утро Лядов испытал облегчение. Он опасался, что Борей будет трепаться по сторонам о случившемся у кладбища и хотел поговорить с Клычовым о том, как бы «построить» этого придурка. А вот надо же, все так удачно построилось само… Однако обсуждать этот момент с Клычовым Матвей Алексеевич не стал – не царское это дело. Только спросил:
– Откуда ты всё это знаешь?
– Работа такая…
– Что значит «не трогайте семью». Он кого имел в виду?
– Ну… просьба у него была такая.
– И ты уважил, да? Ладно… Эх, каких товарищей теряем!
– Есть человек – есть проблема. Нет человека – нет проблемы, – процитировал Клычов товарища Сталина. Говорить шефу, что он лично продиктовал Борею текст записки и проконтролировал самоубийство, он не стал, они работали вместе давно и почти всегда понимали друг друга без лишних слов.
Лядов поразмыслил над изречением вождя народов.
– Хорошо сказано. Мудро! – и в прекрасном расположении духа, на редкость проворно устремился к Матильде.
Без Борея среда обитания Матвея Алексеевича стала значительно чище, приятнее.
Дожидаясь, пока Матильда уволочёт Лядова в свою «Нирвану», Клычов смотрел в его спину, и на лице его возникла гримаса брезгливости. Клычов не уважал Лядова. Шеф во всем и уже давно, с тех пор, как сдал Клычову под охрану всё своё «хозяйство», фактически зависел от него, но как-то подзабыл, перестал учитывать это бесспорное, как дважды два, обстоятельство. Матвей Алексеевич как всякий большой человек и воротила забронзовел – вёл себя с Клычовым по-барски, не упуская случая, язвил, покрикивал. Клычов же держался неизменно учтиво, даже покорно, и Лядов совсем распоясался. Клычов был человеком гордым. Не так чтобы до полной фанаберии, но возить Лядова к бабе – это было слишком! Он давненько давал волю – утешал себя – фантазии на тему «на чем бы кинуть Лядова». Не до полного беспредела, конечно, но так, чтобы Лядов закорчился, заметался, начал умоляюще просить. Теперь Клычов смутно почуял, что этот момент пришел. Он сел в машину, сунул в рот барбариску, прикрыл глаза и обострил свою чуйку… Тотчас внутренний голос спросил его: «А как Блядов узнает, что ты нашел деньги, если ты не скажешь ему об этом?»