– Похоже, да.
– Входи.
За воротами были только стрелки, ни одного претендента.
Командир откашлялся и, запинаясь, прочел с желтого листа следующее:
– Согласно приказу 45в, подписанному лично Лорд-мэром, лицу, явившемуся на Рожественские испытания, присваивается порядковый номер, в полном соответствии с очередностью. Лицо, получившее номер, подпадает под юрисдикцию Устава Армии Московской Резервации и обязано бережно хранить номер, в случае утраты претендент подвергается каре по пункту 2 седьмого параграфа Устава Наказаний.
Покончив с официозом, командир с видимым облегчением сунул бумагу в карман.
– Тебе все понятно?
– Да.
– Отвечать «Так точно, офицер».
– Так точно, офицер.
– Ну, тогда, держи.
Офицер протянул мне металлический кружок с выбитой цифрой «32».
– Эй, – он обратился к стоящим навытяжку стрелкам. – Фомин и Сосо – проводите его к особистам.
В интонации, с которой седой офицер произнес слово «особисты», я уловил презрение, смешанное со страхом.
Два стрелка выскочили из строя.
– Ну, ты, шагом арш! – крикнул один из них – черноусый мордоворот, и несильно ударил меня между лопатками прикладом АКМ.
Я послушно зашагал по плацу, а на душе скребли кошки – до чего же погано по доброй воле соваться в пасть льва.
Из труб на крышах многочисленных деревянных бараков, поднимался рыжеватый дым. За шаткими стенами слышались разговоры, ругань, крики.
Когда мы проходили мимо очередного барака, хлипкая дверь отворилась, и в облаке пара на пороге возник обнаженный до пояса стрелок. Не спускаясь вниз, прямо с крыльца, он принялся мочиться и, когда я приблизился, задел меня желтой теплой струей. Конвоиры захохотали, я же усилием воли заставил себя продолжить путь, стряхнув со щеки вонючие капли.
За бараками показалась гигантская статуя, смутно мне знакомая. Вернее, не мне, а Андрею Островцеву. Два могучих тела, воздевшие в едином порыве руки, с накрепко стиснутыми в кулаках рукоятками серпа и молота – не вырвешь, не отнимешь – эти двое могли бы держать на руках небесный свод. Рабочий и колхозница. Мужчина и женщина. Прямо как я и Марина.
Перед статуей – широкая площадка, на которой, уныло свесив лопасти, дремали вертолеты.
Далеко впереди виднелся обломок Останкинской башни и щербатые коробки многоэтажек.
Слева от меня расположилась каменная арка с шестью колоннами и статуей. Опять-таки – мужчина и женщина, снова – воздетые к небу руки, но на этот раз в них не серп и молот, а нечто похожее на веник. Прямо перед аркой стояли стрелки, а за ней виднелись увенчанные звездами золотистые шпили.
Я свернул к арке.