– Олегыч, тормози!
Визг железа, трущегося о железо, был слышен даже в кабине. Я знал, что из-под колес летят искры, плавят снег, нанесенный ветром на пути. Локомотив прошел еще около ста метров и замер, негромко гудя. Позади – Джунгли, впереди – стена, и в ней – ворота. За этой стеной Московская Резервация: Вторая Военная База, Цитадель, Лорд-мэр, отец Никодим, Марина, Христо, Букашка, Киркоров… За стеной – моя Серебристая Рыбка. Я не могу повернуть назад, не могу отказаться от своей жизни. Не могу отказаться от Марины.
А отряд погиб. Погиб по вине конунга Ахмата. По Уставу Наказаний УАМР конунг заслуживает казни. Но… Отец Никодим сильнее Устава, он может помочь.
Я вспомнил, как тепло попрощался с главой ОСОБи у бара Рустама. Христо, надежда еще теплится. Возрожденчество не умерло.
– Конунг, то есть – тьфу! – Андрей, – повернулся ко мне Олегыч. – Так что делать-то будем?
Я помолчал, собираясь с мыслями. Машинист и Шрам настороженно глядели на меня. Ждали.
– Вам нельзя идти туда, – сказал я, кивнув на ворота.
– Нельзя? – удивленно протянул Олегыч.
– Нельзя, Олегыч, – упрямо повторил я. – За первыми воротами – сводный отряд стрелков. А если их командир решит обыскать поезд? Его едва ли остановит это.
Я ткнул пальцем в серпик луны, нашитый на левом рукаве моей куртки.
– Олегыч, по Уставу Наказаний, лица, причастные к потерпевшему крах отряду, подлежат казни. Все без исключения. Без исключения, понимаешь? Тебя тоже не пощадят, хоть ты всего-навсего машинист.
Олегыч засопел, должно быть, обидевшись на «всего-навсего машинист».
– Я уж не говорю о Шраме. Для него Резервация – мышеловка.
Шрам склонил голову.
– Всегда мечтал побывать за стеной, – сказал он. Что-то в голосе игрока заставило меня замереть и внимательно посмотреть на своего спасителя: в голосе Шрама исчезла присущая всем жителям Джунглей напускная развязность. Теперь это был голос настоящего Шрама, Шрама-человека. – Мне кажется, когда-то я жил там…
– Ты тоже видишь всполохи, – догадался я.
Шрам кивнул.
– И что они говорят тебе?
– Немного. Только то, что когда-то я жил там, – Шрам кивнул в сторону Резервации, – и у меня была… ну, на которой ездят.
– Машина?
– Да, фургон. В нем я – долго-долго по дорогам.
– Ты был дальнобойщиком, – вставил Олегыч, раскуривая папироску.
– Да… наверно. В фургоне – много-много коробок. Ночью останавливался на дороге, спал, утром снова – долго-долго. Иногда тормозил, она садилась ко мне, белые волосы или черные.
– Ты подбирал проститутку, – ровным голосом произнес Олегыч. Поперхнулся дымом папиросы и вдруг зашелся смешком. Шрам умолк, недоуменно глядя на него.