Я не ответил.
– Идем.
Конвоир зашагал в противоположную от башни сторону.
– Эй, – окликнул я. – Куда тебе приказано меня доставить?
Он посмотрел через плечо, сплюнул на снег.
– На твою квартиру. И запереть. Заседание трибунала, вроде как только завтра.
Ну что ж, хотя бы так. У меня будет время привести в порядок мысли, обмозговать, успокоиться; наконец, просто выспаться.
Я ошибся. Когда конвоир запер дверь, и пространство комнаты обступило меня, стало еще хуже.
Я улегся на пахнущую плесенью кровать. Из темноты соткалось лицо Марины, улыбающейся, счастливой Марины, такой, какой она была, когда мы шли через Джунгли. А у повешенной Букашки изо рта вывалился синий язык… Черт!
Бросился к двери. Ударил ногой по плотно сбитым доскам.
– Эй, там, выпусти меня.
Тишина.
– Выпусти, гад!
Ударил плечом.
Тишина.
Конечно, конвоир ушел восвояси, – в падлу стоять на морозе.
Я обрушил на дверь очередной удар, и заметался по комнате.
Марина!
Я свихнусь здесь.
Упал на кровать, лицом в соломенную подушку. Плесень.
Надо было идти с Олегычем и Шрамом. Что мне теперь делать? Как пережить эту ночь?
Или, может, уже утро, там, снаружи? И только здесь ночь?
Мало-помалу усталость одолела (сказались несколько тревожных дней).
Серая пелена застлала глаза, затем она расцветилась.
«Широкая площадь. Эшафот. На эшафоте – стеклянная банка. В банке – Серебристая Рыбка. Плавает кругами, шевелит плавниками и жабрами. Толпа. Тысячи, нет – миллионы глаз. Ни лиц, ни рук, ни ног – только глаза. И шепоты. Шелест шепотов. «Нам не слышно нового мира, мы хотим жить, как живем». Кроме банки с рыбкой, на эшафоте – виселица в виде креста и два человека. Марина и… И – палач. Вместо маски – противогаз. Вместо топора – сковородка. Совсем не похож на палача. Но я знаю – это он. Сковородка раскалена докрасна, но палач как ни в чем ни бывало, держит ее голой рукой. У Марины собраны в пучок волосы. Лицо усталое и печальное. На ней – куртка Снегиря.
– Казни! – ревет в нетерпении толпа.
– Он ни в чем не виновен, – пытается докричаться до людей Марина, но голос тонет в неистовстве толпы.
– Казни!
Палач смеется. Смех из-под противогаза похож на клокотанье воды в чайнике.
– Доставай его, – бросает палач Марине.
Девушка отрицательно качает головой.
– Давай же!
Она шаг за шагом приближается к банке, достает трепещущую рыбешку.
– Бросай.
Рука Марины разжимается, Серебристая Рыбка летит на сковороду, подскакивает и замирает на красном железе, медленно превращаясь в уголь.
Палач срывает противогаз».
Киркоров!
Я сел на постели.
Совсем забыл про Киркорова!
Я представил: Киркоров и Марина прячутся от особистов в бункере – вдвоем, плечом к плечу, дыханье к дыханию. Рука Киркорова на Марининой талии… Нет, – этого быть не может, она скорее умрет, чем даст этому ублюдку прикоснуться к себе.