– Пи-ить.
– Я хотел прикончить ее, чтоб не мучилась, – пробормотал я: щека горела.
– Принеси воды.
Вернувшись в кабинет, я развел костер и стал растапливать снег. Мне было досадно, что причинил Марине боль и, вместе с тем, почему-то приятно. Казалось: минуту назад я что-то доказал ей, хотя что именно, не знал.
Вода в шлеме-котелке забурлила.
Марина все так же сидела над старухой, поглаживала похожую на корень старого дерева руку:
– Не надо бояться – это совсем не больно, – шептала девушка. – Глаза закроются – и все.
Старуха, похоже, слушала, приоткрыв белесые глаза.
– Принес воду?
Я подал шлем.
– Еще горячее не мог? Подай, что ли, снега.
Растворив свежий снег в кипятке, Марина принялась аккуратно смачивать рот старухи, та зашлепала губами.
– Пей, мама, пей.
Мама?
Марина поила старуху, придерживая ее голову рукой.
«Опять заставит хоронить», – пришло в голову, но раздражения я не почувствовал. Ну, заставит, да, она такая…
Тем временем со старухой начало происходить то, что должно: Теплая Птица оставляла ее. Дыхание участилось, руки-ноги мелко дрожали.
Едва прикрытая тряпьем, грудь старухи поднялась и стала медленно опускаться. Из открытого рта шумно и долго выходил воздух, казалось, что сейчас она вздохнет и поднимется, но, сделав несколько судорожных движений, старуха замерла.
Марина поднялась. Я подумал – сейчас заговорит о похоронах, но девушка молчала, глядя перед собой.
– Андрей, еще раз позволишь себе подобное, – произнесла она, так и не взглянув на меня, – я уйду.
И снова мне стало не по себе:
– Я не хотел хватать тебя за руку…
– Да я не о том, – отмахнулась Марина, – Кто дал тебе право распоряжаться чужими жизнями?
– Но…
– Не надо! Я думаю, ты все понял. Пошли.
Она подхватила котелок, выплеснула на пол остатки воды и вышла из кабинета. Я последовал за ней.
Старуха осталась одна в темноте.
Пока мы отсутствовали, в мой рюкзак забралась крыса, изловчившись, я поймал ее за хвост. Зверек завертелся, щекоча задубелую руку острыми зубками.
– Прекрати, – поморщилась Марина, застегивая куртку.
Я ухмыльнулся, отшвырнул запищавшую крысу.
И тут же на улице застрекотал вертолет. В окно ворвался слепящий свет и крики:
– Рассредоточились!
– Трое сюда, трое туда!
Стрелки. Зачистка!
Я схватил Марину за руку.
– Тише.
– Барух, Семен! – заорал грубый голос так близко, что сердце у меня заныло. – Вы че, уснули там, б… дь?
По лестнице застучали ботинки.
– Рассредоточились, мать вашу!
Похоже, мы влипли по-настоящему.
– К стене, – я оттолкнул побледневшую Марину. Она будто вжалась в камень, расширенными глазами глядя на меня.