Джастина всхлипнула, отерла ладонью мокрые щеки, пожала плечами и принялась за нелегкую задачу – надо затолкать то, что случилось, куда-нибудь в самый дальний угол сознания – и не ворошить, не вспоминать. Она это умеет, всю жизнь она совершенствовала эту технику. Только надо вечно быть чем-то занятой, надо, чтоб тебя поглощали разные дела и недосуг было думать о том, что внутри. Джастина протянула руку, щелкнула выключателем настольной лампы.
Видно, кто-то из дядюшек занес это письмо к ней в комнату, вот оно лежит на ночном столике – голубой конверт авиапочты, в верхнем углу марка с портретом королевы Елизаветы.
«Джастина-лапонька! – писал Клайд Долтинхем-Робертс. – Возвращайся в лоно родного театра, ты нам необходима! Приезжай сейчас же! В репертуаре нового сезона есть одна беспризорная роль, и, шепну тебе на ушко, я сильно подозреваю, что ты не прочь будешь ее сыграть. Как насчет Дездемоны, лапонька? С Марком Симпсоном в роли твоего Отелло? Репетиции для главных участников начинаются на следующей неделе – конечно, если тебе это любопытно».
Если ей это любопытно! Сыграть Дездемону! Дездемону – в Лондоне! И Отелло – сам Марк Симпсон! Такое счастье выпадает раз в жизни. Она вмиг почувствовала себя на седьмом небе; то, что произошло у нее с Лионом, уже не имеет значения, нет, вернее, обретает совсем иное значение. Пожалуй, если быть очень, очень осторожной, удастся сохранить любовь Лиона; знаменитая, прославленная актриса всегда занята, у нее остается не очень-то много времени на любовников. Стоит попытаться. Если она заметит, что он вот-вот поймет истину, всегда остается путь к отступлению. Чтобы не лишиться Лиона, тем более – этого нового Лиона, она готова на все, только маску свою ни за что не сбросит.
А меж тем такую новость не грех отпраздновать. Снова встретиться лицом к лицу с Лионом пока не хватает храбрости, но есть и еще люди, которые порадуются ее торжеству. Итак, она надела туфли, прошла по коридору к общей гостиной дядюшек и, едва Пэтси отворил ей дверь, раскинула руки, ослепительно улыбнулась и провозгласила:
– Выставляйте пиво, я буду Дездемоной!
Мгновение все молчали, потом Боб сказал ласково:
– Вот это славно, Джастина.
Но радость ее не померкла, напротив, в ней рос неудержимый восторг. Джастина со смехом уселась в кресло, внимательно оглядела дядюшек. До чего милый народ! Конечно, ее новость ничего им не говорит. Они понятия не имеют, кто такая Дездемона. Если б она сейчас объявила, что выходит замуж, Боб ответил бы примерно так же.
Сколько она себя помнит, они всегда были под боком и, увы, она всегда смотрела на них свысока, так же как и на все в Дрохеде. Дядюшки – это нечто во множественном числе, не имеющее никакого отношения к Джастине О’Нил. Просто члены некоего сообщества – то заезжают на Главную усадьбу, то вновь исчезают, застенчиво улыбаются ей, Джастине, при встрече, но увиливают от разговоров с ней. Теперь-то она понимает – не то чтобы она им не нравилась, просто они чуют, что она очень другая, и им с ней неловко. А вот здесь, в Риме, который им чужд, а ей уже знаком и привычен, она начинает лучше их понимать.