— Лешак сражается, — шёпотом мне в ухо доложил кот.
— Он же вроде с царевичем ушёл, — засомневалась я, стараясь почему-то тоже говорить тише.
— Вернулся уж, поспел, — ответил мне кот.
Ну вот и что делать? Сидеть и ждать, кто победит?!
— Тим, а Баба Яга чего бы сделала?
Тимофей посмотрел на меня презрительно и прошипел.
— Настоящая Баба Яга много бы чего смогла. К примеру, лес позвала бы на помощь. Но лешак уже позвал. Так что сиди и не рыпайся.
— Ну, Тим. Может я все-таки чем-нибудь смогу помочь? — не унималась я.
— Все в сундуке. Под лежанкой, — отмахнулся от меня котэ и уставился в окно.
А я пошла на поиски баб-ягинских сокровищ. Под лежанкой обнаружился большой кованый сундук из потемневшего от времени дерева, который собственно и служил лежанкой. А в сундуке том нашлось много чего диковинного. И сапоги красные, и скатерть вышитая, и гребень… Гребень!
Я схватила гребень и ринулась на выход.
— Кудаааа?! — заорал дурью Тимофей мне во след, обхватил башку лапами и зажмурился.
Входная дверь приоткрылась не сразу. А в щель моментально надуло мелкого мусора. Тем временем, я кинула гребень, и не имея ни малейшего представления о том, что делать дальше, посильнее зажмурилась и представила себе…
За дверью загудело, словно в гигантском медном тазу по стенкам возили огромной железной поварёшкой. Потом послышались неясные голоса. Будто гигант кричал в рупор, усиленный через микрофон, призывы идти вперед.
Жутко хотелось посмотреть, что происходит снаружи, но дверь открывать было боязно. Кинулась в горницу к окошку. Тимофей держал хвост трубой, загораживая обзор. Хвост слегка подрагивал от возбуждения.
— Ну что там? Получилось? — так и хотелось отогнать хвостатого от окошка. Постеснялась, однако.
— Получилось! — орал кот, потрясая хвостом. — Получилось! Наши побеждают! Урра!!!
Стало немного обидно. Как подвиги совершать, гребни в бурю метать, так мне. А как «Ура» орать, да победу праздновать, так некоторые усатые тут как тут?!
Снаружи ещё немного пошумело, и стихло. Скрипнула входная дверь и ещё через минуту из сеней послышался громкий стон. Я кинулась на звук. В сенцах, привалившись к стене, на полу сидел лешак. Видок у него был ещё тот. Одежка в лохмотьях, в торчащих в разные стороны волосах мелкий мусор, лица за грязью почти не различить.
— Дедуль, ты живой? — прошептала я, вглядываясь лешаку в лицо.
— Я тебе не дедуль. Ефимом меня зовут, поняла? — и на меня взглянули усталые, но довольно молодые пронзительные зеленоватые глаза.
— Поняла… Тебя, Ефимушка, может на лавку в горницу?
— Нееее, Настюх. Я тута маленько полежу. Небось, не помру. У нас у леших свои сроки.