Пока в кофейнике закипает вода, я открываю молоко для Клео и смотрю, что осталось в холодильнике для привередливой кошечки на утро — пол-сардинки или еще что-нибудь. Она же деятельно трется у моих ног и требовательно мяукает. В зависимости от погоды, времени года и настроения я устраиваюсь с завтраком, опрятно накрытом на серебряном подносе, на террасе — если лето и тепло, или в одном из кресел у камина. Иногда, особенно зимой, когда холодно и неуютно и темнота глухо упирается в окно, я иду в спальню, подкладываю под спину все подушки и ставлю поднос на ночной столик. Затем не спеша, с наслаждением разворачиваю утренние газеты и приступаю к делу. Фру Андерссон, та, что моя правая рука, с Чепмангатан, 11, сетует на мое чтение газет в постели. «Простыни пачкаются», — говорит она. Типографская краска остается на простынях. Но ей приходится мириться с моими вредными привычками. Не было бы хуже, а так сойдет.
Да, было уже поздновато, мне ведь необходимо ехать в Стокгольм и открывать лавку, желательно не позднее десяти. Впрочем, если я потороплюсь, намного не опоздаю. А при нормальном движении на дорогах до Стокгольма можно добраться за два с небольшим часа.
Теперь остается найти все необходимое на кухне у Андерса, думал я, одеваясь. Я не строил иллюзий насчет того, что он уже встал в такую рань и приготовил завтрак, а вот где у него чашки, блюдца и все остальное, я понятия не имел. Старая кухня была забита шкафами, ящиками, и все казалось до крайности неустроенным. Но кофе должен где-то быть, и в холодильнике наверняка есть что-нибудь съедобное — маринованная сельдь или кое-что в этом духе, хотя это вовсе не мое любимое блюдо к завтраку. Андерс наверняка запасся для своих гостей — на похмелье.
Похмелье, да. Нельзя сказать, что я не чувствовал легкой тяжести в голове, не без этого; но другим наверняка было гораздо хуже, если это может служить утешением. Андерс вообще вливал в себя сверх всякой меры, особенно к кофе. Давил один стакан коньяка за другим. А потом еще были бесконечные порции грога. Как, кстати, теперь говорят — грог? Виски с содовой было бы правильнее, и эффект тот же. Да чего там, он заслужил. Вернулся наконец в свой дом, осуществил свои мечты; может гордо демонстрировать приобретение, дом детства, своим друзьям. Хотя что за друзья. Копнуть поглубже, так еще как сказать.
Свен Лундман, казалось, был в предчувствии своего нового состояния — он оставит пост, уйдет на пенсию и, как водится в шведской системе, превратится в «пустое место».
— Забавно у нас в Швеции получается, — говорил он, прикуривая сигарету за кофе в большой зале. — Мы приукрашиваем жизнь, называя действительность иными словами. Вместо безработного — освобожденный от работы или несклонный к работе и испытывающий проблемы с алкоголем. Теперь пришел мой черед — старшая категория населения или седая «пантера», только выбирай. А правда-то, она за фасадом. На самом деле ты — пенсионер, ездишь по льготному проездному билету, взят на попечение. Развлечения под баян и автобусные экскурсии, организованные всешведским союзом пенсионеров. Если повезет, можно попасть в дом отдыха, где обслуга так чертовски современна и сознательна, что позволяет старичкам пропустить по субботам стаканчик.