Толичка сидел за столом в высоком кресле коричневой кожи и ножиком с ониксовой ручкой точил карандаш. Точнее, кромсал: грифель все время крошился, и от карандаша оставалось все меньше и меньше. Перед Толичкой красовалась полная раздавленных окурков черная башня — красивая, явно импортная пепельница в рыцарском стиле. На ее боку даже имелся какой-то щит с малоразличимым девизом.
Увидев Марину, Абазов тут же включил вытяжку и махнул рукой в сторону двух рыжих стульев — садись.
— Ну и что это такое? — поинтересовался директор у Марины.
Та промолчала. Она уже давно научилась не отвечать на риторические и двусмысленные вопросы начальства. Вместо этого взялась внимательно изучать благодарственные письма и дипломы, висящие в рамках за абазовской спиной. Их было столько, что стена проглядывала только эпизодически. Анатолия Николаевича благодарили директора и коллективы, Министерство культурного надзора и Совет казачьей молодежи, лично прокуроры, полковники войск связи и какие-то другие, менее заметные граждане. Наконец, чуть левее и выше подголовника директорского кресла помещалась фальшивая голова полярной совы со строгим и даже, пожалуй, осуждающим взглядом. Марина знала, что сову эту Толичке подарил нынешний Староста в те удивительные времена, когда Старостой еще не был. Что-то там у них имелось совместное: проект какой-то или, может, играли за одну хоккейную команду. Фима даже уверяла, что на одном курсе учились, но это как раз сомнительно.
— То есть ты хочешь сказать, что все нормально? — продолжил диалог сам с собой Абазов. Он взялся искать на столе сигареты, не нашел и стал поочередно выдергивать ящики стола. — Я так и не понимаю, на кой хрен ты взялась хамить этой курирующей мымре?
— Это она взялась мне хамить, — возразила Марина.
— Слушай, — поморщившись, сказал Абазов и в поисках сигарет исчез под столом, — тебе какое дело? Она от тебя чего-то требовала? Кусала тебя? Нет. Несла пургу и несла. Надо прыгать на одной ноге — будем прыгать на одной ноге. Надо жечь медведей — будем жечь медведей. Мы — ландскнехты, нам это до одного места. Я вот послушал, отряхнул уши и пошел дальше. А доводить ее — как себе в руки нассать, и это ссанье себе же в лицо выплеснуть. Очень хочется писать объяснительные чекистам, что ли?
— Она же не из совета Старостата, — сказала Марина, — я проверила. Патриотическая общественница какая-то. Мы теперь и у таких подлизываем?
— Да какая разница! — рыкнул Абазов. — Совет, министерские полпреды, партийные наблюдатели — какая разница, откуда она взялась? Я тебя спрашиваю, зачем нужно было нарываться?!