Сейчас, оглядывая медвежью берлогу, Герман убедился, что к бомбоубежищу помещение не имеет уже никакого отношения. Большая часть зала была брошена, забыта и не освещалась. Марф оставил себе только угол старой кухни, в котором стояла (или, скорее, лежала) его кровать, похожая на ворох подгнившего тряпья, высились столик, нагруженный какими-то склянками, и плита, надо полагать, запитанная от электросети «Позывного».
Сам хозяин стоял как раз у плиты и, очевидно, собирался что-то готовить. При появлении Германа обернулся и внимательно уставился на гостя. Медведь казался удивленным, но не столько возникновением именно этого человека, а вообще наличием жизни за пределами его подвала.
— Добрый вечер, Марф, — поздоровался Герман, — извините, что вламываюсь. Я хотел поговорить с вами.
Хозяин не сделал приглашающих жестов, он по-прежнему выжидающе смотрел и не двигался. Тогда Герман сам шагнул вперед, закрывая за собой входной люк. На несколько секунд его одолела какая-то подростковая нерешительность, открывать рот было стыдно и необходимо одновременно.
— Мой вопрос может показаться странным, но для меня очень важно, чтобы вы на него ответили, — произнес он наконец и уставился на морду Марфа с медвежьей же пристальностью. — Скажите, Марф, зачем вы на них работаете?
Медведь все молчал.
— Они истребляли вас десятилетиями, — продолжил Герман, — вы сами были свидетелем…
— Истребляли, — неожиданно подтвердил Марф, и Герману опять показалось, что произносимые звуки не совпадают с движениями пасти, — все так делают.
— Очень надеюсь, что нет.
Медведь отвернулся и протопал к высокому столику. Взял бутылку с какой-то розовой жидкостью, смешно запрокинул голову и вылил половину содержимого себе в пасть — с громким бульканьем.
— Зря надеетесь, — заявил он, облизываясь, — просто мы не успели первыми.
— Да перестаньте, — поморщился Герман, — это же нелепица какая-то, вы лучше всех должны знать, что происходит.
— Месиво, — сказал медведь.
— Что месиво?
— Месиво происходит, — пояснил Марф, — патриотическое. У вас с этим проблемы?
— Да, я хочу уйти.
Медведь чуть склонил голову набок. Видимо, удивился.
— Куда уйти?
— Да куда угодно, — Герман неопределенно махнул рукой в сторону, — в Китай или на Запад… Я собираюсь переключить вещание, — неожиданно признался он и почувствовал, как все вокруг качнулось от этого признания, в ушах зашумела кровь, сердце запрыгало в разные стороны, — мы сможем обратиться к жителям…
— Три раза в неделю, — прервал его Марф, — у меня регулярный контакт с жителями. Я и так обращаюсь.