Полезно поразмыслить над судьбой этого плана мэров. Он дал бы работу миллионам людей, наполняющих теперь громадный резервуар переизбытка человеческой энергии, которая освобождена машиной. Он дал бы возможность приступить к строительству городов для спасения детей от мерзкой, «сумрачной» смерти. Кто же берет на себя смелость задерживать, сковывать работу американских голов, рук, машин, рвущихся к делу? До каких же пор «здоровая экономика» будет безнаказанно убивать наших детей?
IX
Правители нашей страны были избраны для того, чтобы они помнили о миллионах забытых людей, и они говорили, что личная обеспеченность не может существовать среди общей необеспеченности; это — золотые слова, но когда же мы увидим, что эти слова чего-нибудь стоят? Может быть, не испытав лично ужаса сумрачных домов смерти, они не знают о тех тысячах страдальцев, которые умирают в грязи и мерзости американских задворков?
Точно так же, двадцать лет назад, другой глава нашего правительства, который послал нас рисковать жизнью и переживать страдания, куда худшие, чем смерть, ничего не знал о размозженных лицах, безголовых телах, вывороченных внутренностях, отравленной крови и гниющих трупах Шато-Тьери, Шампани и Мез-Аргонны.
Во время сражения при Мез-Аргонне в наш перевязочный отряд на ферме де-ля-Маделен принесли молодого солдата. У него была раздроблена нога, и кость торчала из раны на бедре. Он много часов лежал в воронке от снаряда, прежде чем его нашли, и теперь приближался уже к концу своих страданий. Но был в полном сознании. Он слышал разговоры о возможности перемирия.
Мы наклонились, чтобы сделать ему впрыскивание противостолбнячной и противогангренозной сыворотки. Дали ему папироску. И чтобы отвлечь его внимание от укола, мы спросили:
— Ну что, приятель, как там в лесах обстоят дела?
Паренек сделал слабую попытку улыбнуться.
— Я знаю только одно. Если бы мистер Вильсон посидел со мною там, в воронке, он вынул бы свое вечное перо и живо подмахнул перемирие…
X
Представить себе мистера Вильсона в каске, с лампасами на штанах и прочим обмундированием, лежащим в воронке с этим маленьким безногим неудачником, — конечно, крайне смешная и непристойная мысль, и язвительность этого паренька можно извинить только за счет его страданий. Но позволительно ли будет попросить наших теперешних вашингтонских правителей оставить свои шикарные письменные столы и теплые, просторные кабинеты?
О, нет, им не придется итти в испачканные кровью и внутренностями лисьи норы, воронки или окопы! Эта опасность им не грозит. Пусть они пойдут в зловонные, туберкулезные, пневмонические крольчатники Вашингтона или другого города по их выбору. Пусть они пойдут в Цинцинати — посмотреть в большие глаза ребенка, который не стал бы просить у сиделки Хэггерти перчатки, если бы у него были карманы. И пусть они (попросив показать им самое грязное, самое страшное «дно», как показывала мне сиделка Мэргерит) побеседуют с голодной матерью, у которой одиннадцатимесячный мальчик-заморыш старается что-то высосать из груди, неспособной его больше накормить.