«И прославлен будет пятидесятый год, и объявлена свобода по всей земле и для всех живущих на ней. И великое веселие вам будет и возвратится каждому владение его».
Так мы посиживали в маленькой захудалой гостинице в Гудсоне, и был уже поздний час, когда солидный декан Крис удалился на покой. За столом остались: Говард Гунтер, Арли Мэкс — гигант, рядом с которым Крис казался пигмеем, — и я. Я спросил Говарда, насколько, по его мнению, серьезно старый фермер в Уайтхоле говорил насчет того, что все долги будут прощены или забыты.
Заснул я, думая о том, когда же, наконец, рабочие и фермеры, — созидатели богатства Америки, — вырвут себе вечный, нескончаемый год веселия и отпущения грехов.
VII
В 1918 году у всех американских солдат была манера говорить, что их боевой участок самый тяжелый. Точно так же в Висконсине, в районах засухи, каждый окружной агент — сам по себе вполне достойный американец — обычно говорил:
— Что? Вы думаете, О-Клэр сильно пострадай? Да ведь там сухо всего третий год. Значит, вы еще ничего не видели! Поезжайте в Кларк. Там фермеры совсем помешались. Распространился слух, что в банках много денег, и они вздумали просить у банков помощи — финансировать округу кой-какие мероприятия, которые помогли бы фермерам закупить кормов для скота и хлеба для ребят. И знаете, что ответили банкиры? «Правительство вас втянуло в эту переделку. Пусть оно вас и выручает!»
Под влиянием тяжелых и печальных обстоятельств среди кларковских фермеров стали распространяться радикальные настроения. Говорят, что один из них сказал банкиру:
— Эх, нехватает здесь Дилинджера! Он бы сумел вырвать у вас ваши окаянные деньги!
В этом округе — может быть, из-за опасных настроений среди фермеров — мы долго не задерживались и поспешили дальше на поиски идеального фермера, который никогда не просит помощи, не ноет, у которого травы растут без дождя, а коровы доятся без сена.
Задыхаясь от пыли, мы прикатили в странную местность в северной части Центрального Висконсина, где девять месяцев в году стоит зима. Теперь там никакого снега не было, и казалось, что сухой, раскаленный климат запада каким-то чудом перенесся в эту когда-то сочную, зеленую страну. Много было горьких и тяжелых впечатлений за последние несколько дней, но я рад, что не попал в западный Вуд в день общенационального пылевого шторма, когда помрачение солнца остановило пение кардинала на Голодной улице.
В этот самый день в округе Вуд, через который мы теперь проезжали, начался пожар в молодых березовых лесах. Пламя распространялось со скоростью шестидесяти миль в час, и никто не знал о его приближении, потому что оно было закрыто пылевой завесой.