Почему бы и нам, в Америке, не настроить таких приютов?
Почему бы не уничтожить никчемных отцов и матерей, чтобы поставить на ноги их детей?
Можно воспользоваться для этого новейшими газами, которые делают этот фокус совершенно безболезненно, — можно даже назвать это «эвтаназией»! Тут мы сразу убьем двух зайцев. Отравление газами отцов и матерей поможет осуществить реальный контроль над деторождением, и в то же время осиротелые дети будут спасены от поражения сердец…
С подлинно научной добросовестностью английская комиссия указала на то, что хорошие условия, в смысле питания, одежды и жилья, и вообще заботливое отношение к этим покинутым, нищим, приютским детям сыграли большую роль в деле защиты их от ревматизма.
Для отца с матерью бедной Жанны в Грэнд-Хэвене, для сотен тысяч нищих родителей в умеренной полосе Северной Америки эта великолепная английская наука будет — я боюсь — весьма слабым утешением…
VI
Среди людей, знающих Элвина Кобэрна, не существует двух мнений о том, что его страстная, кипучая ненависть к ревматической болезни сердца ставит его высоко над рядовыми людьми науки. Любовь к истине у многих исследователей принимает иногда такие размеры, что не оставляет места для ненависти к той смерти, против которой они борются, — но этого никак нельзя сказать о Кобэрне. Бедность, вне всяких сомнений, является главным союзником стрептококка. Это доказано. Но почему же тогда Кобэрн — при всей своей человечности — не идет рассказывать бедным людям об экономическом строе, для которого деньги важнее, чем разрушение детских сердец? Зная положение и психологию современных борцов со смертью, можно заранее сказать, что он этого не сделает.
Примиренность с величайшим социальным злом и позором, покорное отношение к издевательствам над их лучшими открытиями, — вот что характерно для всех борцов со смертью, каких я только знал. Все они, как один, — за исключением великого ученого Ивана Павлова, — убеждены в том, что бедность — это не предмет науки, что она вне пределов их компетенции. Многие из них одержимы предрассудком, что их собственная бедность даже полезна для науки. Они готовы показать чудеса достижений почти без денег. Они с радостью превращаются в судомоек, перетирающих собственные склянки, и в скотников, убирающих навоз из клеток своих обезьян, — лишь бы им было дозволено продолжать раскапывание истины. Когда их жалкий бюджет приходит к полному истощению, они на цыпочках, с благоговейной улыбкой, идут в кабинеты всесильных приспешников денежных тузов; в обязанности этих продажных людей входит выделение какой-то частицы средств богачей на поддержание науки —