В Дерхэме имелось двенадцать табачных фабрик. Фабрика Бака Дьюка и его семьи не была самой крупной из них, но именно ее опасался Нэйт. Потому что он опасался самого Бака.
— Ты надолго к нам в Дерхэм, Нэйт? Мы могли бы вместе перекусить — выпить я тебе не предлагаю, ведь ты, верно, как и раньше, совсем не пьешь.
«Хорошо, — подумал Нэйт, — он, как видно, тоже меня опасается. Хотя нет, ничего хорошего тут нету, я ведь не хочу, чтобы он слишком внимательно присматривался к моим делам».
— Вот, накуплю здесь всяких припасов, а потом подамся к себе. Ты, наверное, еще не слыхал, что я бросил выращивать табак. Я так считаю, человеку лучше всего выйти из игры именно тогда, когда он всех обошел, а лимонные рубашки — это предел того, что я мог сделать как фермер. К тому же я женился, и жене не нравится, когда я езжу по дорогам и сбываю табак.
Дьюк расхохотался. Они оба знали, какие соблазны поджидают коммивояжера во время придорожных ночлегов.
— Я начинаю строить мельницу на земле, которую недавно купил. Это всего в пяти милях отсюда, так что я часто стану наезжать в Дерхэм. Мою жену тянет к городской жизни. Она ведь из-под Ричмонда.
Скорее всего, Бак уже знает про Чесс. Табачный бизнес — это тесный круг, и там любят посудачить. Пусть Бак думает, что он подкаблучник, которым вертит жена Это развеет его опасения. И уменьшит любопытство.
Двое соперников распрощались так же сердечно, как и встретились. Нэйт был доволен тем, как ему удалось провести Бака. Пока не узнал час спустя, что Бак на своей фабрике приступил к изготовлению сигарет.
— Да, сэр, это у нас тут самая громкая новость с тех пор, как пожар слизнул половину домов на Главной улице, — сказал ему человек, продававший мулов. — По этому делу к нам понаехало целых сто евреев из Нью-Йорка. Вы бы на них посмотрели — у всех рожи бледные-пребледные, что твое рыбье брюхо. Сразу видать, что они всю жизнь горбатились на какой-нибудь фабрике. Им тут долго не продержаться, они и по-английски-то толком говорить не умеют… Вот отличный сильный мул, уж он-то вытянет повозку из любой грязи, будь она глубиной хоть десять футов.
Нэйт слышал, как сильно и часто бьется его сердце. Бак опередил его. У него на фабрике недолго будут сворачивать сигареты вручную. Если, конечно, машина Бонсака наконец заработает и Бак сумеет заполучить ее.
Нэйт заплатил за мула дороже, чем ему бы хотелось. Теперь время значило больше, чем деньги. Через час он и Джим уже шагали по дороге к тому месту, где должна была встать мельница.
— Черт побери, Нэйт, ты же говорил, что мы заночуем в Дерхэме. Я хочу еще раз услышать, как вопит этот чертов бык, словно его живьем жарят на адском пламени.