А по вечерам они все шьют маленькие мешочки с затягивающимися шнурками и наполняют их размельченным табаком.
— «Они все» — это женщины?
— Конечно. Джош и Майка следят за сушкой. И еще пашут. До наступления холодов поле надо вспахать и унавозить. А потом за почву возьмутся зимние морозы.
Чесс заметила, что ее руки сами собой сжались в кулаки. Она представила себе картину: она тоже работает на «фабрике», делая все неуклюже, неумело, и мисс Мэри говорит ей об этом по сто раз на дню. Нэйтена можно не спрашивать: и так ясно, что остальные занимаются этой работой уже много лет и набили руку.
Нэйт между тем продолжал:
— Изготовление табака в кисетах — это чистая каторга. У нас в сарае пять тысяч фунтов листа, и мне каждую неделю надо брать с собой две тысячи кисетов и сбывать их, ездя по дорогам от магазина к магазину. До наступления весенней распутицы я должен объехать четыре графства.
— Значит, все это время ты будешь в разъездах? — Стало быть, ей будет еще хуже, чем она думала.
— Это моя работа. Вот откуда берется большая часть денег. Ты можешь сама подсчитать. Лимонных рубашек на свете наберется не так уж много, а за остальное можно получить в лучшем случае по четырнадцать центов за фунт. Вместо этого мы обрабатываем фунт листа, фасуем его в восемь мешочков по две унции каждый, а потом я сбываю их в магазины по три цента за штуку, а в магазинах их продают по пять центов Вот это и есть бизнес.
Он заметил ее стиснутые кулаки.
— Да не беспокойся ты так, Чесс. У тебя будет чем заняться. От малышки Джоша и Элвы хлопот полон рот.
Голос Нэйтена звучал дружелюбно, но она не могла вынести его покровительственного тона, особенно теперь, когда все ее надежды рухнули. Она не может требовать или ждать от него любви, но она имеет право на уважение. Она стукнула кулаком по колену.
— Послушай, Нэйтен. Мне надоело, что все вокруг смотрят на меня сверху вниз только потому, что до сих пор я жила на плантации, а не на маленькой табачной ферме в сорок акров, и не научилась тому, что требуется на такой ферме.
Я не какой-нибудь беспомощный и бесполезный оранжерейный цветок. Ты был в Хэрфилдсе совсем недолго, на обеде и на свадьбе, а думаешь, будто знаешь все и о плантации, и обо мне. Ты никогда не давал себе труда спросить: а что на самом деле представляет из себя Хэрфилдс и чем там занимаюсь я. Так вот, сейчас я тебе это расскажу, а ты, пожалуйста, выслушай меня внимательно.
Всей плантацией управляла я одна, а это десять тысяч акров земли и тридцать восемь семей арендаторов, и у меня отлично получалось. Хочешь знать, как я это делала? Вот этими двумя руками.