* * *
— Сегодня за обедом ты была мне настоящим компаньоном, — сказал он, когда они легли в постель.
Эти слова наполнили ее сердце счастьем. Ей даже показалось, что этой ночью он немного по-другому обошелся с ее телом, хотя их совокупление было таким же кратким, как и всегда. После того, как он заснул, она еще долго улыбалась в темноте.
* * *
Он разбудил ее еще до света.
— Тише, — прошептал он, — все нормально. Мне нужно кое-что сделать, и я хочу, чтобы мы сделали это вместе. Оденься потеплее и выходи на цыпочках. Я буду ждать тебя за дверью.
Они направились к сараю-«фабрике». Белесый свет заходящей луны казался зловещим и враждебным, а холод пробирал до костей. Войдя внутрь, Нэйт зажег керосиновую лампу, отдал ее Чесс и из самого темного угла вытащил на середину комнаты древний, окованный железом сундук.
— Подыми лампу, — сказал он.
Чесс услышала скрежет ключа, поворачиваемого в замке. Затем Нэйтен откинул тяжелую крышку. Внизу, отсвечивая золотом, лежал полированный сосновый ящик Огастеса Стэндиша. Нэйт любовно провел по нему ладонями.
— Какой красивый, — прошептал он.
Он сделал глубокий вдох, потом вынул из сундука блестящий полировкой куб и поставил его на пол.
— Знать, что он все время здесь, и не иметь возможности увидеть его — я уже стал бояться, что мне все померещилось, а на самом деле его здесь и вовсе нет. Я все дни мечтал об этой минуте.
Он отпер медные задвижки и снял с ящика крышку. Показалась модель машины, изобретенной Огастесом. Нэйт испустил восхищенный вздох, такой сильный, что от него закрутилась одна из крошечных деревянных шестеренок и тонкий деревянный стерженек задвигался вверх-вниз.
— Это как волшебство! — выдохнул Нэйт. — Настоящее волшебство!
Пламя в лампе отражалось в его глазах, преломляясь в непролитых слезах волнения. Чесс затаила дыхание. Никогда в жизни не видела она на лице человека выражения такого ликования и любви. Для нее модель была просто еще одним увлечением деда, которое он воплотил во что-то вроде игрушки. Нэйтен же смотрел на нее совсем другими глазами. Теперь она понимала, почему он прятал модель от всех и настаивал, чтобы она никому о ней не говорила. Он не смог бы сказать своему дяде: «Это как волшебство». Джош не верил в идеи Нэйта, он не ставил их ни во что. Остальные думали так же. Они верили только в то, во что привыкли верить, в то, что они, по их разумению, хорошо знали. Они бы не поняли его замыслов, его мечты о волшебстве, которое ждет, чтобы его применили, они бы вообще ничего не поняли, а потому подняли бы его на смех или отвергли все с порога.