К Борису бесшумно приблизился Хан. Присев рядом на карточки, тихо спросил, кивнув в сторону открытой двери:
– Все готовы?
– Кажется, один ещё жив – едва выдавил из себя Нефёдов. Ему было трудно говорить из-за тупой боли в груди. Немец придирчиво осмотрел товарища, и вновь жёстко произнёс:
– Тебе придётся собраться. Ты должен его дожать. Он – твоя проблема… Таковы правила игры.
Хан отошёл, но затем вернулся: протянул гранату и сказал:
– Вырви кольцо и вкати её в комнату. Только не забудь вначале вставить в автомат полный магазин…
Борис приготовился так и поступить. Но пока возился с оружием и собирался с силами из номера вдруг донёсся слабый хрипящий голос, который мог принадлежать только тяжелораненому человеку:
– Прошу вас, не убивайте меня! Я знаю, – вы здесь. Я хочу сдаться.
Нефёдову не следовало вступать в разговор с противником. Убивать врага намного легче, если воспринимаешь его как нечто абстрактное, а не как конкретную личность с её болью, страхами, мыслями о семье. А прикончить киллера было необходимо, ибо на этой войне пленных не брали.
– Я хочу сдаться полиции! – молил Бориса голос из чёрного провала. Нефёдов заколебался. Тогда к нему быстрой походкой снова приблизился Хан, взял гранату и небрежно швырнул через порог…
Помещение номера было забрызгано кровью, на стенах зияли многочисленные дыры от пуль и осколков. Хан с помощником обыскивали убитых. Хенка среди них не оказалось. Борис испытал разочарование, ведь пока Глот жив, война не закончена.
Между тем немец вытащил из кармана одного из убитых свернутую трубочкой пачку долларовых банкнот. Пересчитал и многозначительно показал Борису.
– Смотри! За твою жизнь он заплатил не местными «фантиками», а твёрдой валютой. Хенк оценил твою голову в сумму, эквивалентную трёхмесячному жалованью местного министра. Наш друг весьма щедр! За такие деньги здешние голодранцы мать родную не пожалеют, не то, что бледнолицего чужака. Верно я говорю, Флако?
Хан обратился к своему чернокожему телохранителю. Тот застенчиво улыбнулся Борису, но согласно кивнул.
Потом, по пути к машине Макс пояснил, почему не мог лично разобраться с засевшими в номере Нефёдова головорезами:
– Если я убью Хенка, все решат, что я расчищаю себе дорогу к власти. Тебе же ничего бы не грозило, если бы тебе удалось пришить эту южноафриканскую собаку. Ведь он сам залез в твой номер со своими головорезами. Жаль, конечно, что не получилось. Впрочем, Глот слишком хитёр, чтобы самому загнать себя в ловушку.