– Так это ж моего брательника жёнка так кличет! – нашёлся визитёр, – за то, что он у неё всё же красивее обезьяны.
Сам не понимая почему, Борис заговорил с ярко выраженным украинским колоритом. Но по наитию найденный образ, кажется, оказался весьма удачным: выходило вроде как добродушный «хохол» «гутарит» с вахтёрами так, словно по простоте душевной призывает незнакомых мужиков посмеяться над интимной подробностью из жизни родни:
– Вот бог послал мужику бабу. Не жена, а «вражий голос»!
Вскоре Нефёдов с облегчением заметил понимающие ухмылки на суровых лицах сторожей, а раз улыбаются, значит, расслабились и больше не воспринимают данный инцидент всерьёз.
«Теперь надо действовать более осторожно» – сказал себе Нефёдов. И, тем не менее, он чуть снова не выдал себя искренним изумлением, когда узнал, что для того, чтобы основательно поправить своё пошатнувшееся здоровье, старый аферист оформился в элитный санаторий ни много, ни мало, как бывший Зампред обкома с Урала, ветеран партии аж с 1931 года. «Он бы ещё героем Куликовской битвы или на худой конец большевиком с дореволюционным стажем записался!» – не без зависти к лёниной способности ловко (без мыла) пролезать туда, куда простым смертным путь был строго запрещён, подумал Нефёдов.
А решилась проблема чисто случайно. Борис полез в карман за папиросами и случайно выронил фотографию, которую всегда носил с собой. На ней была запечатлена их отдельная штрафная авиагруппа, точнее те, кто дожил до 9 мая 1962 года, когда был сделан снимок (а таких осталось немного). Увидев, о ком идёт речь, охранники сразу заулыбались в полный рот и чуть ли не стали хлопать по плечу родственника такого замечательного человека. Что и говорить., Лёня умел заводить широкие знакомства и впечатлять людей широтой размаха своей натуры! О пропуске более никто не вспоминал.
Один из вахтёров вызвался проводить Нефёдова к его другу, чтобы гость не заплутал на огромной территории санатория. По пути выяснилось, что «уважаемый персональный пенсионер» в данный момент находится на лечебных процедурах. В фойе банного корпуса их встретил здоровенный детина в белом медицинском халате – больше похожий на ресторанного вышибалу. Он отпустил охранника и совсем по-военному доложил Нефёдову, что Лев Романович его уже ждёт.
«Процедуры» оказались феодальными утехами двух распаренных до красна мужиков с тремя голыми девицами. Юные русалки с распущенными волосами и пышными женскими прелестями с порога взяли нового кавалера под рученьки, и повели его в раздевальню.
– Сначала праздник тела и души, а разговоры потом! – крикнул Борису из бассейна Лёня. Когда одессит появился из купальни, взорам присутствующих открылась его нательная живопись, которая не хуже ассирийских настенных хроник повествовала о бурной, полной разнообразных приключений и излишеств жизни сорокашестилетнего плейбоя. Особенно Лёня гордился татуировками в интимном месте. Словно звёздочки на фюзеляже самолёта, эти весёлые картинки свидетельствовали о его «асовском» донжуановском списке.