— Дедок, поделись табачком!
Он ничуть не смутился, обернулся и поглядел на меня. У него были сердитые глаза, в которых светились ум и хитрость.
— Проснулись?-спросил он.- А чего проснулись? Вам бы спать себе да спать, господин хороший.
— Привык вставать рано,- сказал я.- И табачку твоего захотелось попробовать.
Старик покачал головой, поднялся, сунул руку в карман и шагнул ко мне.
— Из русских? — спросил он, изучающе разглядывая меня.
— Что значит- из русских?- недовольно произнес я. — Я настоящий русский.
— Вот я и подумал, что русский,- подтвердил дед.- Хотя тут вот начальник немец и радист немец, а по-русски здорово лопочут. Не хуже нас.- Он протянул мне кисет и добавил: — Табачок-то дрянной, самоделковый, горлодер.
— Ничего,- сказал я.- Всякий курить приводилось.
— Тогда угощайтесь.
Дед вернулся к печке и уложил в нее оставшиеся поленья.Я свернул цигарку, прикурил от стариковской закрутки, сделал привычную затяжку, захлебнулся, и глаза мои полезли на лоб. Самосад был до того крепок, что горло мое сдавили спазмы, и я отчаянно закашлялся.
Старик закатился тоненьким, дребезжащим смешком, и глаза его задорно блеснули.
— Ну как? — полюбопытствовал он.- Всякий курили, а такой нет?
Я не мог сразу ответить. Наконец откашлявшись, бросил закрутку в печь и едва выдавил из себя:
— Табачок, будь он проклят!…
— Это с непривычки,- успокоил меня старик.- А вообще,конечно,табак дрянь, горлодер.
Я отдышался окончательно, закурил свою сигарету и опросил старика:
— Зовут-то тебя как, отец?
— Фомой Филимоновичем Кольчугиным…
— Из местных?
— Не совсем. Однако недалече отсюда, из черниговских.
— А сюда как попал?
— Кого же сюда пошлют? Некого. В старину говорили, что на безрыбье и рак рыба,а я говорю:на безлюдье и Фома человек. Вот и пригодился Фома.Народу-то нет, господин хороший. Разметало народ по всему свету: одни- сюды, другие туды подались.А я в тутошнем городе двадцать годков без малого живу.Человек я безобидный, никакой работой не брезгую, всем известен, вот меня и приткнули сюда по печной да по конской части.
Все это звучало более или менее правдоподобно.Я знал,что гитлеровцы берут даже в свои военные учреждения на черную работу русских людей. Но Опытная станция представляла собой не обычное учреждение. Это был строго засекреченный разведывательный пункт. Попасть сюда было не так легко!
— Хитришь, отец,- шутливо заметил я и подмигнул Фоме Филимоновичу.- К нам первого встречного не возьмут, даже если он самый лучший в городе работяга. Видно, по чьей-то рекомендации сюда пристроился.
— Ага… Что-то вроде этого,- кивнул Фома Филимонович.- Без этого трудно теперь.На бирже труда заручка оказалась.Землячок мой в каких-то начальниках ходит там,а мы при царе у одного помещика с ним лет пять работали. Не забыл он Фому, закинул за меня словцо- и выхлопотал мне местечко. Вот комендант ваш и забрал меня. Я ему перво-наперво дровец припас, навозил, наколол с солдатами, дымоходы прочистил да и за лошадками приглядываю. Солдат что? Нынешний солдат к лошадям непривычный. По этой части и за солдатом глаз нужен.