– Вроде ничего подозрительного, мистер Артем, – бормочет он, заводя двигатель. – Так бы и дальше…
Коробчатый бетонный район вскоре заканчивается. Следом за ним – квартал бедноты: обшарпанные фасады, разбитый асфальт, стихийные помойки между домов. Халупы местной голытьбы напоминают мне термитники, только теперь тамошние обитатели куда опаснее насекомых…
Сворачиваем за угол. Первое, что бросается в глаза, – пламя, лижущее стены и крыши деревянной лачуги. Огонь горит тихо и уверенно, как будто это декорация второго плана. Ветер несет редеющий шлейф чада в нашу сторону.
Никто не бегает с ведрами, не тянет брандспойты от ближайшего гидранта, не кричит и не зовет на помощь, не выбрасывает в окна скудные пожитки. К утру от всего квартала останутся одни головешки. Красные отблески огня отражаются в целлофановой пленке, которой затянуты окна соседних домов. Зевак в них не видно. Тени пальм пляшут и извиваются на земле диковинными рептилиями. Пальмовые листья ссыхаются и сворачиваются от жара буквально на глазах. Кажется, они так же поражены недугом, как и жители Оранжвилля.
Впереди, в далекой перспективе улицы на фоне мерцающей глади океана, чернеют верхушки деревьев. Это приморский парк. При нашей скорости до него примерно минуты четыре езды. Добраться до приморского парка – уже почти половина пути. Вот и получается, что эту половину, наверняка самую опасную, мы проскочили без всяких приключений…
Краем глаза внезапно замечаю слева от фургона скользящие человеческие тени у невзрачного двухэтажного здания почты. Внимательно, до рези в глазах, всматриваюсь в темноту. Кто это? Несчастный горожанин, весь день скрывавшийся в своем схроне и теперь вышедший в поисках воды и съестного? Или обезумевший громила, готовый стрелять, резать и убивать каждого, кто попадется на его пути?
Кровь гулко шуршит в висках, это, наверное, самый громкий звук, который я слышу. От нервного перенапряжения сглатываю подступивший к горлу ком. Теперь монотонный шум двигателя лишь раздражает. Рука с зажатым пистолетом вспотела, пальцы от напряжения дрожат. На коленях лежит помповое ружье.
Джамбо крутит баранку одной рукой, другой нащупывает пистолет, уверенным движением взводит курок под приборной доской. Откуда-то из глубины городских трущоб раздается протяжное раскатистое рычание – жуткое, леденящее кровь и начисто парализующее волю.
Подавив первый порыв вскрикнуть, я вопросительно смотрю на водителя.
Тот отвечает, не поворачивая головы:
– Даже не спрашивайте, мистер Артем. Это может быть все, что угодно. Вполне возможно, какой-нибудь зверь забрел из джунглей поживиться человечиной. А может, и кто-нибудь из зараженных от переизбытка чувств разошелся.