Ничего личного (Корсакова) - страница 16

Слово свое Шурик сдержал. И на следующий день, вернее, следующей ночью, у Андрюхи появилась работа, не очень легальная и очень тяжелая, зато приносящая реальные деньги.

Шурик работал бригадиром грузчиков на городском рынке. Мужики в его бригаде были неплохие, но неравнодушные к выпивке. Не проходило и дня, чтобы кто-нибудь не ушел в запой.

– Значицца так, ты, Андрюха, парень крепкий, должен справиться, – инструктировал Шурик. – Будешь на подхвате, если кто не придет. Расплачиваться с тобой станет тот, чью задницу ты прикроешь. Не переживай, обмана и несправедливости я не потерплю. Расчет наличными, никаких бумаг. Кто спросит, сколько тебе лет, говори, стукнуло шестнадцать. Выглядишь ты старше своего возраста, не придерутся.

И Андрей взялся за работу. Под насмешливыми взглядами грузчиков лихо вскидывал на спину двадцатикилограммовые мешки с сахаром, таскал ящики с консервами и тощими куриными тушками. Старался.

Шурик подошел к нему во время первого перекура и одобрительно похлопал по плечу.

– А ты, салажонок, молодец! Не из хлипкого десятка.

Андрюха благодарно кивнул и глубоко, по-взрослому, затянулся сигаретой.

– Только ты смотри, жилы-то не рви, – посоветовал Шурик. – Это сначала легко кажется, а потом спину разогнуть не сможешь.

Андрюха снова кивнул и сплюнул себе под ноги.

– Так ты меня понял? – переспросил Шурик. – Не рвись. Там, где одному тяжко, зови меня. Подсоблю.

– Спасибо, дядя Шура. Я все понял.

На самом деле ничего он не понял. Вернее, понял, но слишком поздно. Всю смену Андрюха старался не отстать от остальных, и ему это почти удавалось. В шесть утра Шурик отозвал его в сторонку и сунул в руки измятые, замусоленные купюры и бумажный сверток.

– Держи, салажонок, свой заработок! А это, – он кивнул на сверток, – цыпленок. Отдашь матери, пусть суп сварит.

– Спасибо, дядя Шура! – Андрюха прижал к груди пакет с цыпленком.

– Не за что, заработал. Ну, давай пять! – рукопожатие Шурика было крепким и болезненным. Андрюха невольно поморщился.

– А ну-ка дай глянуть! – Шурик перехватил его запястье и нахмурился, увидев покрытую кровавыми мозолями ладонь. – Я ж тебя предупреждал, дурья твоя башка! А ты что?

Андрюха пожал плечами. Мозоли – это ведь такая ерунда!

– Значицца, так, завтра на работу не выходишь.

– Но, дядя Шура!

– Никаких «но»! Я сказал, завтра не выходишь! – рявкнул Шурик. – Марш домой, салажонок!

До дома Андрюха добрался к семи утра и без сил рухнул на свой матрас. Масштабы бедствия он оценил лишь, когда во втором часу дня разлепил глаза. Все тело ныло. Андрюха потянулся – в позвоночнике что-то хрустнуло, и он охнул от острой боли, по-стариковски кряхтя и чертыхаясь, сполз с матраса. Боль из позвоночника тут же перетекла в ноги. Вот тогда-то он и понял, что имел в виду Шурик, когда настоятельно советовал не рвать жилы.