Разве мог теперь Люк таить обиду и злость на свою семью, на людей, что выказали ему столько любви, особенно в час, когда ему так этого недоставало?.. Молодой человек глянул на стебельки лаванды в руке – бабушка ждет. Сегодня день воссоединения семьи. Он – единственный сын, он должен защитить своих близких. «Warian» – «защита» по-старофранцузски», – пробормотал он про себя и возвел глаза к небесам. Да уж, Вольф выучил его на славу: теперь он даже думал на разных языках.
Немцы убили его кровных родителей. Такого не повторится с родителями, которых он любит. «Только через мой труп», – молча поклялся себе Люк.
Шаги гулким эхом разносились над каменной мостовой Сеньона. На ходу помахав рукой выходящему из церкви кюре, Люк торопился дальше по залитой светом фонарей улице. Впереди уже был виден дом Боне – внушительное трехэтажное строение, стоявшее прямо напротив центрального городского фонтана.
Спускался вечер, но в предзакатные часы светло-охряные стены дома источали теплое сияние в лучах летнего солнца, а серовато-голубые ставни и окна являли собой типичный для Прованса смелый контраст с основным цветом здания. Люк привык принимать эту простую изысканную красоту как само собой разумеющееся и лишь во время нечастых поездок в Париж замечал, как недостает большому городу ярких красок – розовых и фиолетовых, желтых и зеленых, оранжевых и синих тонов Прованса.
Люберон напоминал Люку смешливую деревенскую красотку с роскошными бедрами, распущенными волосами и румянцем во все щеки, одетую в яркое платье и окутанную ароматом садов. А Париж… о, Париж представал ему этакой изысканной узкобедрой фифой в безупречном темно-сером костюме, с легкой и чуть насмешливой улыбкой на устах. Эта дама была изрядной кокеткой – умела вскружить голову своими величественными бульварами в обрамлении стройных платанов, своими знаменитыми садами и дерзкими статуями, своими романтическими уличными фонарями. О да, она флиртовала, и еще как – но никогда не теряла стиля. Люк любил обеих этих «женщин», и ему было больно слышать, что теперь Париж задрапирован полотнищами знамен со свастикой, романтические фонари погасли, а Адольф Гитлер облачил город в жуткое сочетание красного и черного – цвета бойни.
Задумавшись, Люк чуть не налетел на местного булочника.
– Pardon, месье Фугасс. Простите, замечтался.
Седовласый взъерошенный силач пожал плечами, на одном из которых небрежно лежал мешок муки.
– Всем нам нужны мечты. – Голос его звучал удивительно мягко. Фугасс был одинок – жена умерла вскоре после свадьбы, а детей у них появиться не успело. Кое-кто из деревенских молодок пытался завлечь его, но он так и держался особняком, весь уйдя в работу – пек хлеб для тех, у кого не было дома собственной пекарни.