— Ну и что мне ихняя бесконвойка? От сельскохозяйственных трудов, как говорится, кони дохнут и у тракторов моторы глохнут. Ишачить на черта мне сдалось! В зоне восемь часов как-нибудь прокантовался и делай что хошь. Здоровье поберечь надо.
Ошурков еще бормотал про сохранение здоровья, но Шабанов больше не слушал. Сказали бы ему, Шабанову: согласен каждый день навоз таскать — отпустим на вольное. Согласен, черт с ним, только бы не забор и не конвой. Колония гнетет, не работа. Вон на лесоповале полтора месяца крепенько доставалось — а хорошо! И никаких нарушений: там, в лесу, водки не было. Да, не пить бы. А как не пить? Если шепчут: айда одну на троих? Да и вообще… Эх, характер дурной…
«Воронок» остановился. Послышались голоса, потом знакомый звук механизированных, отодвигающихся в сторону ворот.
— Вот мы и дома на Новый год! — сказал Ошурков.
Все с тем же гнетущим чувством непоправимости провел Шабанов ночь в этапке. Утром равнодушно выслушал слова замначальника колонии о неоправданном доверии, ответил всем уже давно приевшееся «так получилось», и водворили его в прежний, двенадцатый отряд.
В отряде возвращенцев встретили равнодушно. Редко кто съехидничает:
— На свободу захотели, да? Не лезли бы уж, из-за вас и другим веры нету.
Завхоз отряда, рассудительный и сдержанный Тужилин, бывший главбух, осужденный за растрату, привел Шабанова.
— Твое место верхнее. — Шабанов вздохнул. — Что, не нравится, что верхнее?
— Какая мне разница.
— Ну и ладно, живи дальше. Пока не уходи никуда, начальник отряда вызовет. Слушай, почему ты вернулся?
Что было отвечать? И ответил:
— На черта оно сдалось, вкалывать! Пускай там паиньки ишачат, которые перевоспитанные. Здоровье поберечь надо.
Осклабился в ухмылке, повторяя слова Ошуркова, и самому стало противно. Тужилин ничего не сказал, пожал плечами. Было около трех часов, отряд собирался на смену, на возвращенцев не обращали внимания. Прибежал расторопный Ошурков.
— Я чаю достал, айда чифирнем с приездом.
Этому все равно, что свобода, что колония. В колонии еще и лучше — думать не надо, за него все обдумано.
— Не хочу, — сказал Шабанов. Тут его позвали к начальнику отряда.
— Осужденный Шабанов явился! Здравствуйте, гражданин начальник! — бодренько доложил Шабанов и стал у двери — руки по швам, все по правилам и в то же время немного развязненько, как подобает возвращенцу типа Ошуркова.
— Здравствуйте, Шабанов. Садитесь.
— Слушаю, гражданин начальник!
Григорий всем своим видом, подчеркнутой послушностью, готовностью старался дать понять лейтенанту: опять я твой, командуй, начальничек, а мы порядок знаем — ваше дело перевоспитывать, наше дело вам подыгрывать, хе-хе.