— Не ревнуй, Наточка, — примирительно сказал Кайманов. — Твоя подруга стойкая женщина, я таких уважаю.
— Между прочим, эта стойкая, может быть, вот сейчас тоже с кем-то…
Михаил Яковлевич засмеялся:
— Наталья, нехорошо злословить.
— Она мне сама призналась.
— Вот как?! Инте-ре-есно! Ай да святая Мария! Кто же сей счастливец?
— Не говорит. Я думаю, кто-то с завода. Да тебе не все ли равно? Важно, что не ты. Ты — для таких, как я…
Ей было нехорошо. Постоянная тревога за свое хрупкое, виноватое, словно украденное счастье, дурные предчувствия, все это стало совсем угнетающим с того дня, как получила Мария недовольное письмо от мужа: «…Мне свиданка давно положена, ты чего не едешь? Посадили, так и не нужен стал, да? Давай приезжай, привези мне «Беломору» побольше, носки теплые…»
Поняла: должна ехать. И еще: ехать не хочется. Конечно, можно сослаться на занятость по работе, начальство не отпускает, да мало ли… Но — должна. Сын письмо прочитал, тоже запросился, засобирался. Эх, Витенька! Один ты крепкая ниточка, что связывает с твоим отцом…
При очередной встрече — светлота весенних вечеров гнала их подальше от завода, за парк, в поселок — рассказала Дмитрию, стыдясь и мучаясь, про письмо и что, в общем, обязательно нужно ехать. Он помолчал, подумал и согласился с ней — да, нужно.
— Митя, мы не должны встречаться, пока не вернусь оттуда.
— Да, понимаю.
Шли в толпе.
— Послушай, Маша, должно же это когда-то кончиться! Таимся, пугаемся взглядов, шагов… будто перед всеми виноваты. А в чем? В том, что любим?! Мне нужна своя жена, своя, а не чужая. А ты? Ну хорошо, ну удастся скрывать и дальше, а потом? Когда он воротится, что будет потом? Мы расстанемся? Но это просто несправедливо! Я долго не встречал женщину, которую хотел бы назвать своей. И вот нашел, и оба мы испытали пусть пока недолгое и неуютное — но ведь счастье, Маша! Отошел бы в сторону, со всем смирился — ради тебя. Но ты его не любишь, жалеешь только, я знаю, вижу. Так зачем скрывать? Пусть скорее решится. Расскажи обо всем, пока… он там. Когда кончится срок, все станет сложно… Оставь ему квартиру, вещи, возьми с собой только сына…
— Но Витя любит отца!
Ордынцев словно наткнулся на преграду.
— Митя, ты думаешь, я не хочу ясности? Когда с тобой, так мне хорошо, а приду домой, увижу Витюшку— и чувствую себя скверной, лживой…
— Неправда! В наших отношениях нет лжи! Потому что это не причуда, не распущенность, а любовь…
— Кому о том скажешь?
— Маша, я не должен бы так говорить, но… Твоего мужа ничему не научила первая половина срока. Что, если не научит и вторая? Вернется, каким ушел? Нужен ли мальчику такой отец, хотя и родной. Что он способен передать сыну? И как будешь ты?