Я вижу в Италии, с ее законами о детской неприкосновенности, десятилетних-одиннадцатилетних девочек, которые курят одну за одной, прогрессирующий гомосексуализм, повальное бесплодие, так как половые эксперименты начинаются раньше, чем того ожидает организм, мам с неподъемными сумками и инфантильных сыновей, идущих рядом, и любующихся своим отражением в витринах киосков. Все это я вижу и всего этого не хочу видеть в своей семье…
Вторая мама… Она была воплощением красоты. Всего того прекрасного, что может нравиться в женщине. Ее манеры, жесты, действия обладали какой-то необыкновенной притягательностью. Две дочери были творческими, сильными, страстными, добрыми и своеобразными натурами.
Эта мама была будто бы и не мама вовсе, а настоятельница, Мэри Поппинс, Крестная фея из сказки про Золушку… Она была тоненькая и хрупкая, всегда опрятно и стильно одетая и причесанная. Она была женщиной без возраста. Со спины так и вовсе подростком.
Она смотрела вместе с нами телевизор, непринужденно разговаривала, передавала, при случае, мне приветы… Связала мне самый красивый на свете оранжевый берет. Который я носила с оранжевой помадой, как Бонни из старого американского «Бонни и Клайд». Причем, этот подарок был преподнесен так неожиданно и смущенно, что тут же возглавил список самых запоминающихся и дорогих подарков моей жизни.
Она спасала животных на улице, готовила нам по утрам очень вкусный легкий салат из капусты, яблок, морковки, приправленный соевым соусом, когда я оставалась у подруги готовиться к экзаменам. Она шила постельное белье с Тедди, слушала Кастаньеду, смотрела со своими девочками «Секс в большом городе», вязала необыкновенные вещи, лихо водила автомобиль, делала маникюр…
Наше знакомство было коротким. И случилось около семи лет назад. Но я до сих пор помню вкус утреннего салата, чая в кружке, внимательные глаза мамы Лены, ее смех и оттенок голоса. Наверное, только она одна сочетала в себе маму и подругу, мудрость и легкомысленность, строгость и задорность. То, что так односторонне и безусловно, она облекала в объемные фигуры, и преподносила миру как нечто само собой разумеющееся. Никогда я не слышала плохого слова от подруги, сказанного в адрес мамы. Даже упоминание о том, как ее с сестрой наказывали в детстве ремнем, были наполнены любовью и благодарностью к той, которая наказывала.
Образ второй мамы получился более наглядным. Так как первая – это мама из моего детства. И воспоминания о ней так же малы, как малы были тогда мои знания о мире. Мне бы хотелось сочетать в себе качества обеих мам. И иметь заслуженное уважение и любовь от своего яблочка.