«Человек непознаваем, мы ничего не знаем о себе, все наши знания – это миф, мираж, сон. Мы играем роли и носим маски. И все же мне удалось словить несколько настоящих облаков в свой сачок, и я доволен добычей».
* * *
У Беди нет денег на краски и холсты, у нас с Фимой – на фильм. При этом Бедя продолжает рисовать, а мы – снимать. В очередной раз уезжая из Герцлии, мы думаем – а будет ли следующий?
– Нужна вторая камера, – говорит Фима. – Чтобы снять Бедю в тот момент, когда он смотрит в монитор на себя и свои картины. Какое лицо!
– А ты не хочешь купить сачок?
– Беде?
– Себе.
– Нет, себе я куплю маленькую комнату на огромной крыше. У моря. На двадцатом этаже. Проснулся на восходе, быстро в лифт и – бултых в воду, – море удовольствия…
– А что насчет особняка в Праге?
– Это я вчера хотел.
Заходит солнце. Мы выруливаем на приморское шоссе, останавливаемся у киоска с мороженым. Фима угощает – пломбир в вафельных стаканчиках.
– Красиво живем, – говорит он. – Мы – маги, нас невозможно купить, нам нет цены.
Фима везет меня на автовокзал. Мне пора домой, ему – на работу. Фима монтирует новостную программу и, садясь в машину, первым делом включает радио. Чтобы знать, на каком мы свете.
Израильское время – три часа дня. Шум, крик, сирена «скорой помощи». Взрыв на автовокзале в Хадере.
– Может не поедешь в Иерусалим?
– При чем тут Иерусалим?
Когда все это кончится…
* * *
Чтобы получить деньги на фильм, надо красиво подать историю, для этого достаточно одной страницы на иврите, – сказал Шломо. Мы встретились с ним на остановке 22-го автобуса, перешли дорогу и оказались в обшарпанном министерстве индустрии. В подвале было кафе, без кондиционера. О «чашечке кофе» и речи быть не могло.
Мы поднялись на второй этаж – да, именно сюда мы приходили с Барсуковым. Большой кабинет, секретарша…
– Теперь я сижу в соседнем здании. Но там нет видео. Шломо бродил по коридорам в поисках девушки, которая умеет обращаться со здешним видео. Вот так директор израильского кино! Девушка нашлась, но аппарат оказался неисправным. Показывает то в черно-белом, то в цвете, зато звук есть. Потея, мы пялились в экран, где Бедя учил стариков рисовать, писал картины, говорил, что живет прошлым, выжимает его на палитру, как сок из лимона… Да, именно сюда мы приходили с Барсуковым. Но тогда речь шла об игровом фильме с миллионным бюджетом, а сейчас – о чепуховой сумме, собственно, оплате монтажной и монтажера. У Фимы из-за никчемных моих идей огромный минус в банке.
– Иди к продюсерше Нив, – велел Шломо, – прямо сейчас. Покажи ей это, сделай одну страницу на иврите и принеси мне.