«Бывает иногда, что новая идея, побуждающая к новым действиям, открывает нам поэтому только новые средства к осуществлению давно лелеемой цели, будучи притом в состоянии убедить нас ясными доказательствами, – теоретическими ли или практическими, – что эти средства действительно ведут к достижению цели, соответствуя как ценности самой цели, так и размерам наших сил».
Лев Семенович отложил Ахад ха Ама в сторону и взял «Основные течения в еврейской мистике». Гершон Шолем. На первой же странице выяснилось, кто такой мистик. Тот, кто «непосредственно воспринимает связь с Богом». Стало быть Лев Семенович – мистик. Чтобы быть мистиком, не нужно ни в синагогу не ходить, ни Тору читать. Единственное условие – непосредственно воспринимать связь с Богом! Но как это связано с воспроизводством Эсфири? Лев Семенович углубился в чтение. «Человек осознает фундаментальную двойственность, наличие бескрайней пропасти, преодолеть которую может лишь голос, голос Бога…». Но он ведь только что об этом думал! Может, Эсфирь № 2 – и есть проявление фундаментальной двойственности?
– Ты – сама чистота. Так и тянет посадить на тебя пятно! Вали-ка ты отсюда по-хорошему! – сказала Льву Семеновичу пышногрудая дочь, раскрашивая ногти в разные цвета.
– Эсфирь Иосифовна царапала, а эта вонзает когти в самое сердце, – жаловался он Зельде. – Что с ней делать? Как подобрать к ней ключик?
– Да будь у вас все ключи на свете, стену вы ими не отопрете, – сказала Зельда. – Нужна скважина.
Женщины выражаются фигурально. Лев Семенович увидел перед собой сплошную белую стену. Хоть лбом об нее бейся, не пробьешь. Так что зря он ходит в библиотеку и ищет в книгах ответ на то, зачем все происходит так, когда могло бы происходить совсем иначе. Это частный вопрос, а философия, даже еврейская, занимается обобщениями.
Куда ему деваться? Родная дочь указала ему на дверь, он вставил ключ в скважину, повернул дважды и, опираясь из последних сил на ходунки, двинулся в сторону артели. Спать там было негде. Разве что на картонных коробках, но до такого унижения ему не дали дойти друзья по цеху. Они посоветовались между собой, позвонили кому-то, – награжденный на фронте медалью за отвагу достоин спать как человек. Вскоре за Львом Семеновичем пришел Авраам Исаакович, маленький, с большой авоськой книг. У него освободилась койка, умер его друг Моше Фридман, с ним они говорили на идиш, знает ли Лев Семенович идиш?
Нет. Но Авраам Исаакович и без идиша согласился.
– В нашем возрасте лучше, чтобы был кто-то рядом.
Они шли вдвоем, стручок и подкова, по освещенной набережной. Теплый вечер, в кафе на пляже гуляет молодежь, столики под зонтиками подсвечены разноцветными лампочками, все обнимаются и целуются, босоногие официантки бегают с подносами по песку.