Это странное происшествие не стало достоянием мировой общественности. О нем знал лишь один человек – врач психоневрологического диспансера Мухаммед Али.
Пациенты – Федот Глушков, Тимофей Белозеров и Андрей Клячкин после успешной реанимации были распределены по звуководонепроницаемым боксам, где за ними велось усиленное наблюдение.
Мухаммед Али, чемпион мира по боксу, попросивший у нас политическое убежище, по первой своей специальности был врачом-психиатром. Мухаммед Али поддерживал свою спортивную форму выколачиванием информации из пациентов. Он обильно потел и терял вес, поскольку нашего человека расколоть не так-то просто.
Новый тип КПЗ был абсолютно непригоден для установки связи. Стены из звуководонепроницаемого вещества неуязвимы, и язвить их нечем – единственный колюще-режущий предмет, ноготь Федотова мизинца, был предусмотрительно срезан Мухаммедом Али. Свет в КПЗ проникал сквозь иллюминаторное окошко в потолке. Сам граф Монте-Кристо впал бы в уныние, но не таков был Федот Федотович. Повторяя целыми днями «Заземляйтесь и сотрясайтесь» и распевая во весь голос песни, он доводил Мухаммеда Али до полного бессилия.
– You may get out! – вали, мол, отсюда, – орал на него боксер, играя бицепсами и скрежеща зубами.
– Нет, я здесь посижу, – говорил Федот, – до ночи тринадцатой луны.
Мухаммед Али ударял Федота черной перчаткой и удалялся.
«Человек есть сумма голосов, помноженная на бесконечность случайностей», – записал Федот в уме последнюю мысль, столь же глупую, как и все те, что он записывал в голове во все дни отсидки. Думал книгу целую сочинить, а потом, на воле, переписать на бумагу. Но несостоявшейся личности сказать нечего ни в тюрьме, ни на воле. Таков был горький вывод Федота. Меж тем, наступила ночь тринадцатой луны, расступились стены, и Федот окунулся в теплую ночь.
57. Пришелец с Альфы Центавры.
– Сотрясайтесь и заземляйтесь, – приказал человечек с прорезями вместо глаз, носа и рта.
– Снова прыгать, – усмехнулся Федот.
– Прыгай, не сахарный!
– Сперва накорми, а потом властвуй!
– Ешь, – сказал человечек и протянул Федоту рогалик.
– Вы ничего не чувствуете? – спросил человечек.
– Когда я кушаю, я никого не слушаю, – ответил Федот, уминая за обе щеки хлебобулочный продукт.
Было необыкновенно тепло и тихо, во тьме поблескивали клейкие листочки.
– Душно мне на вашей земле, – сказал человечек с нечеловеческой тоской. – Жлобы вы все.
– А вы?
– Мы еще хуже, мы механизмы. У вас тут, например, все плохое, а у нас – никакое. Одна технологическая жидкость.
– Не свисти, – сказал Федот, – ты-то не механизм.