Пушкин и масонство (Башилов) - страница 12

IV

Хорошее отношение к Николаю I Пушкин сохранил на протяжении всей своей жизни. Вернувшемуся после коронации в Петербурге Николаю I Бенкендорф писал: "Пушкин, автор, в Москве и всюду говорит о Вашем Величестве с благодарностью и величайшей преданностью". Через несколько месяцев Бенкендорф снова пишет: "После свидания со мною Пушкин в Английском клубе с восторгом говорил о В. В. и побудил лиц обедавших с ним, пить за В. В." В октябре 1827 года, фон Кок, чиновник III отделения сообщает: "Поэт Пушкин ведет себя отменно хорошо в политическом отношении. Он непритворно любит Государя".

"Вы говорите мне об успехе "Бориса Годунова", - пишет Пушкин Е. М. Хитрово в феврале 1831 г. - по правде я не могу этому верить. Успех совершенно не входил в мои расчеты, когда я писал его. Это было в 1825 году - и потребовалась смерть Александра, и неожиданное благоволение ко мне нынешнего Императора, ЕГО ШИРОКИЙ И СВОБОДНЫЙ ВЗГЛЯД НА ВЕЩИ, чтобы моя трагедия могла выйти в свет". "Из газет я узнал новое назначение Гнедича, - пишет Пушкин в феврале 1831 г. - Оно делает честь Государю, которого ИСКРЕННЕ ЛЮБЛЮ и за которого всегда радуюсь, когда он поступает прямо поцарски". В том же году он сообщает П. В. Нащокину: "Нынче осенью займусь литературой, а зимой зароюсь в архивы, куда вход дозволен мне царем. Царь со мною очень милостив и любезен. Того и гляди, попаду во временщики, и Зубков с Павловым явятся ко мне с распростертыми объятиями" И, некоторое время спустя, пишет снова ему: "Царь (между нами) взял меня на службу, т.е. дал жалование и позволил рыться в архивах для составления истории Петра I. Дай Бог здравия Царю". В 1832 г. поэт получил, как личный подарок Николая I "Полное Собрание Законов Российской Империи". 28 февраля 1834 году Пушкин записывает в дневник: "Государь позволил мне печатать Пугачева; мне возвращена рукопись с Его замечаниями (очень дельными)... 6 марта имеется запись ..."Царь дал мне взаймы 20.000, на напечатание Пугачева. Спасибо". Пушкин, не любивший Александра I, не только уважал, но и любил Имп. Николая I. Рассердившись раз на Царя (из-за прошения об отставке) Пушкин пишет жене "долго на него сердиться не умею". 24 апреля 1834 г. он пишет ей же: "Видел я трех царей: первый велел снять с меня картуз, и пожурил за меня мою няньку; второй меня не жаловал; третий хоть и упек меня в камер-пажи под старость лет, но променять его на четвертого не желаю: добра от добра не ищут". И ей же 16 июня 1834 года: "на ТОГО я перестал сердиться, потому, что не Он виноват в свинстве, его окружающих..." Струве совершенно верно пишет, что "можно было бы привести еще длинный ряд случаев не только покровительственного, но и прямо любовного внимания Николая I к Пушкину". "Словом все факты говорят о том взаимоотношении этих двух больших людей, наложивших каждый свою печать на целую эпоху, которое я изобразил выше. Вокруг этого взаимоотношения - под диктовку политической тенденции и неискоренимой страсти к злоречивым измышлениям - сплелось целое кружево глупых вымыслов, низких заподозреваний, мерзких домыслов и гнусных клевет. Строй политических идей даже зрелого Пушкина был во многом не похож на политическое мировоззрение Николая I, но тем значительнее выступает непререкаемая взаимная личная связь между ними, основанная одинаково и на их человеческих чувствах, и на их государственном смысле. Они оба любили Россию и ценили ее исторический образ". Николай Первый ценил ум и талант Пушкина, доброжелательно относился к нему как к крупному, своеобразному человеку, снисходительно смотрел на противоречащие придворному этикету выходки Пушкина, не раз защищал его от разного рода неприятностей, материально помогал ему. Вот несколько фактов подтверждающих это. После разговора с Пушкиным в Чудовом монастыре Николай I, - как сообщает П. И. Бартенев, - "подозвал к себе Блудова и сказал ему: "Знаешь, что нынче говорил с умнейшим человеком в России?" На вопросительное недоумение Блудова, Николай Павлович назвал Пушкина". (П. И. Бартенев. Русский Архив. 1865 г.). Когда против Пушкина масонскими кругами, злыми за измену Пушкина масонским "идеалам", было поднято обвинение в том, что он является автором порнографической "Гаврилиады" Николай I приказал передать Пушкину следующее: "...Зная лично Пушкина, я его слову верю. Но желаю, чтобы он помог правительству открыть, кто мог сочинить подобную мерзость и обидеть Пушкина выпуская оную под его именем". После отправления Пушкиным Николаю I письма, содержание которого осталось тайной даже для членов Следственной Комиссии, Пушкин, по распоряжению Николая I к допросам по делу об авторе "Гаврилиады" больше не привлекался. На полях письма Пушкина Николаю I о подлых намеках редактора "Северной Пчелы" Булгарина о его негритянском происхождении Николай I написал, что намеки Булгарина не что иное, как "низкие подлые оскорбления", которые "обесчещивают не того, к кому относятся, а того, кто их написал". Эта резолюция была сообщена Пушкину и доставила ему большое моральное удовлетворение. Прочитав в "Северной Пчеле" клеветническую статью по адресу Пушкина Николай I в тот же день написал Бенкендорфу: "Я забыл Вам сказать, любезный Друг, что в сегодняшнем нумере "Пчелы" находится опять несправедливейшая и пошлейшая статья направленная против Пушкина; поэтому предлагаю Вам призвать Булгарина и запретить ему отныне печатать какие бы то ни было критики на литературные произведения и ЕСЛИ ВОЗМОЖНО, ЗАПРЕТИТЬ ЖУРНАЛ". Сравните это письмо Самодержца к начальнику; тайной полиции и подумайте о том, как поступили бы в подобном случае большевистские властители - законные наследники Ордена Р. И. и вам станет ясно насколько демократичен был образ мыслей Николая I. Он не приказывает запретить не нравящийся ему орган печати, а просит только начальника тайной полиции запретить его выход, если это возможно сделать согласно существующих законов о печати. Бенкендорф, как и всегда встал, конечно, не на сторону Пушкина и Николая I, а на сторону Булгарина. Он убедил Николая I, что нельзя запретить издавать "Северную Пчелу" и что ему нельзя запретить писать в ней клеветнические статьи. За то Бенкендорф быстро нашел повод закрыть "Литературную Газету" Дельвига, в которой сотрудничал Пушкин, после закрытия которой русская словесность по характеристике Пушкина была "с головою выдана Булгарину и Гречу". После закрытия "Литературной Газеты" Пушкин неоднократно возбуждал ходатайство о разрешении издавать ему газету литературнополитического характера. Но восстановление равновесия, при котором писатели национального направления могли бы вести борьбу с литературными и политическими прощелыгами типа Булгарина и Греча было совершенно не в интересах ушедших в подполье масонов. Бенкендорф, используемый видимо масонами из числа лиц принадлежащих к придворному кругу, давал всегда отрицательные заключения по поводу ходатайств Пушкина и издание газеты последнему не разрешалось.