— У нас нет никаких отношений, Милли.
Открыв рот, она уставилась на него. Ее сердце глухо стучало. Ей совершенно не нравился взгляд Чейза, полный железной уверенности. Не было ни единого намека на того веселого, жизнерадостного человека, в которого она влюбилась.
— Чейз, — начала она, и ее голос глухо отозвался в груди. Милли почувствовала, как подступают слезы.
— У нас была наша насыщенная неделя.
— Вообще-то у нас есть еще три дня.
— Меня оставят в больнице еще как минимум на сутки, так что придется нам закончить на этом.
— Ты нарушаешь условия? — спросила Милли, пытаясь пошутить.
— Считай, что мы разорвали контракт, — безразлично ответил Чейз и отвернулся.
Милли уставилась на него, сжав кулаки в бессильном гневе. У нее не было сил с этим бороться. Да и зачем? Чейз решил придерживаться их изначального соглашения. Она сама изменила условия. Это она хотела большего. Намного большего.
— И каким образом я должна вернуться в отель?
Чейз замешкался, затем пожал плечами и ответил:
— Я отвезу тебя завтра, если захочешь остаться в «Кеп Джулука» еще на одну ночь.
— Хорошо. Спасибо, — согласилась Милли, потому что она не было готова проститься с ним навсегда уже сейчас. Ей требовалось время, чтобы подумать и понять, что делать дальше.
— Это ничего не изменит, Милли, — добавил Чейз. В его голосе прозвучало предостережение.
Она подарила ему холодный взгляд:
— Все уже изменилось, Чейз. Но я думаю, ты и сам знаешь.
Затянутая в водоворот отчаяния, не воспринимая ничего, Милли взяла такси до отеля, чтобы провести там еще одну ночь. На пороге хижины она замерла, увидев место, где они провели прошлый вечер, занимаясь любовью. Сердце сжалось при виде той самой низкой кровати, скомканные льняные простыни которой теперь были расправлены, разбросанная по полу одежда — аккуратно сложена на деревянном стуле. Милли опустилась на постель, уткнувшись лицом в ладони. Ее переполняла печаль, но плакать она больше не могла. Слез не осталось — их все она отдала Чейзу. Это были слезы ее боли, теперь же она грустила из-за его.
Лейкемия.
И он знает уже восемь месяцев. Милли не сомневалась, что он держал все в тайне, никому не рассказывал, даже братьям. Но продолжал улыбаться и быть веселым, хотя каждую секунду помнил о своем диагнозе. Была ли эта беззаботность его защитным механизмом? Или он таким образом хотел оградить себя от жалости и людей, которые суют нос в его дела?
Кому, как не ей знать.
Но сейчас все изменилось. Их отношения стали другими, потому что Милли с помощью Чейза смогла, наконец, избавиться от своих барьеров, и теперь ей нужно было ответить ему тем же.