— В фирме не разрешается принимать спиртное во время обеда, — заметил Эйвери, открывая меню.
— Я и не пью во время обеда.
— Вот и хорошо. Что будешь?
— Чай со льдом.
— Чай со льдом для него, — обратился Эйвери к официанту, — а мне сухой мартини, и положи туда три оливки.
Митч прикусил язык и ухмыльнулся в меню.
— Слишком много у нас всяких правил, — пробормотал под нос Эйвери.
За первым мартини последовал второй, но на этом Толар остановился. Он сделал заказ за обоих: какая-то жаренная на огне рыба, блюдо дня. Ему приходится следить за своим весом, объяснил он Митчу. Помимо прочего, добавил Эйвери, он ежедневно ходит в спортивный клуб, свой собственный клуб. Почему бы Митчу не прийти как-нибудь и не попотеть вместе? Как-нибудь после экзамена, а? После этого Митч отвечал на его стандартные вопросы о футболе, со стандартной скромностью умаляя свои достижения.
В свою очередь, Митч спросил его о детях. Эйвери ответил, что они живут вместе с их матерью.
Рыба оказалась сыроватой, а картофель был просто недопечен. Митч ковырял вилкой в тарелке, медленно поедая свой салат и слушая рассуждения своего патрона о других обедающих в зале. Вон за тем большим столом сидит мэр, с каким-то японцем. За соседним столиком — один из банкиров фирмы. Там дальше — кое-кто из коллег по профессии. Митч заметил, что ели все увлеченно и в то же время со значимостью, как, собственно, и должны такие люди есть. Атмосфера была самая что ни на есть пуританская. По словам Эйвери выходило, что каждый из обедающих являлся весьма серьезной личностью как в своем деле, так и в городе. Эйвери был здесь дома.
Они оба отказались от десерта и заказали кофе. Митч должен быть на своем месте не позже девяти часов утра, объяснял ему Толар, раскуривая длинную тонкую золотистого цвета сигару. Секретарши приходят к восьми тридцати. Заканчивается рабочий день в пять часов пополудни, но никто не работает восемь часов в день. Он сам, например, приходит к восьми и редко уходит раньше шести. Он может позволить себе вписывать в свои счета по двенадцать часов каждый день, вне зависимости от того, сколько часов он фактически был занят работой. Пять дней в неделю по двенадцать часов. По триста долларов в час, в течение пятидесяти недель. Девятьсот тысяч долларов в год. Такова его норма. Правда, в прошлом году он дотянул только до семисот, но тому были причиной обстоятельства личного характера. Фирму не волнует, придет Митч в шесть утра или только в девять, если работа будет сделана.
— А во сколько открывают здание? — спросил Митч.