– Тогда пойди и найди работу, – раздраженно произнес Дамасо.
Этим тоном с ней обычно говорили люди, которые ничего о ней не знали, но верили всему, что прочтут в прессе. Мариса собиралась ответить привычным высокомерием, однако что-то ее удержало.
– Ты думаешь, я не пыталась? – В ответ на его удивленное лицо она дернула плечом и отвернулась. – Кто будет принимать меня всерьез после всего, что обо мне писали? Особенно когда журналисты начинают осаждать мое место работы, высмеивать работодателя и делать ставки, сколько я еще продержусь?
Мариса вздрогнула, вспомнив о том, как ее надежды вновь и вновь превращались в прах. Одна неудача тянула за собой другую. Репутация повсюду следовала за ней: дилетантка, гуляка, не способная ни на что серьезное. В последний раз, когда она работала в школе для детей с отклонениями, журналисты просто встали лагерем у ворот, и кончилось тем, что директор попросил ее больше не появляться.
– Не думай, что я бездельница, – сказала Мариса дрожащим голосом, и это напугало ее саму. Независимость – все, что у нее осталось. Она слишком долго за нее сражалась, чтобы сейчас сдаться.
Она резко вскочила на ноги – нужно было размяться и подумать. Однако Дамасо вдруг вырос перед ней и схватил ее за запястье.
Он посмотрел в ее бледное лицо, заглянул в глаза, потемневшие и потерявшие свою яркость, и ощутил в ее руке легкую дрожь. Мариса медленно подняла подбородок, словно отгораживаясь от него. Однако он внезапно осознал, что за ее холодным высокомерием скрывается целый океан боли и одиночества.
Дамасо идеально умел считывать эмоции. В детстве он пользовался этим умением, чтобы угадать, кто из взрослых на улице подаст ему монетку, а кто оттолкнет.
Сочувствие – вот чем объяснялось его желание обнять ее, крепко прижать к себе и укрыть от всего мира. Под ее глазами лежали тени, и у нее не получалось полностью скрыть дрожь губ. Раньше Дамасо бы этого не заметил, но теперь, после серии откровений, он понимал, что Мариса, принцесса Бенгарская, намного более ранима, чем думает большинство, и дело не только в потере денег.
Дамасо немного ослабил свою стальную хватку:
– Что бы там ни было, сюда он за тобой не дотянется.
Он хотел ободрить ее, но ощутил, как она напряглась:
– Я не сказала, что остаюсь.
Ярость охватила Дамасо: он отказывался от будущего, где его ребенок растет без него!
«Его ребенок». Эти слова были словно луч света в темноте его души. Раньше он не думал, что захочет быть с кем-то связан, но сейчас нутром чувствовал, что должен занять место в жизни своего ребенка. У него будет отец, будет семья. Он не будет одинок и заброшен. Не будет ни в чем нуждаться.