– Ваше высокоблагородие! – встретил меня Кулаков. – Только что было здесь начальство, важный генерал. Сказывал, ваш кунак по Александрополю. Передавал поклон и просил прибыть в Малый Плоцк на совещание к 12 часам.
– Кто же это мог бы быть? Офицеры не видали его, они сидели в землянке. В Александрополе! Ах! – меня осенила мысль. – Ну да, это и не мог быть никто другой… Мусхелов! «Чурчхелов», как мы его называли.
Теперь для меня разом стало ясно все: и полузакрытые позиции, и батарейные резервы, колбасой (по-кавказски, чурчхелей) вытянувшиеся за первым орудием.
Узкоумный и упрямый, «Чурчхелов» деспотически настаивал на своем, уверяя, что лучший метод укрытия ящиков – это ставить их в затылок один за другим, подставляя, как он уверял, под взоры и выстрелы противника лишь одну запряжку, а прочие 17 укрывая за первой… Что-то он теперь готовит своему другу? Возвращаюсь через полчаса к своим совершенно убитый.
– Ну, что он тебе преподнес?
– Да уж не знаю, как и отвечать: «А, мой милый друг» – говорит, а потом вдруг: «Ступайте в ж..!»
– Это что еще?
– А вот, давайте скорее обедать, и людям раздайте пищу, а потом сами увидите. Крупсик! Есть молочко? Горло пересохло.
У Крупского всегда во фляге найдется молоко для своего командира. Когда он, не снимая ее, дает сделать из нее несколько глотков, на его лице появляется выражение кормилицы, питающей своего младенца.
– Ну вот, – вынимает карту. – Вот, милый друг, видишь эту надпись поперек поля: «Железова Воля»?
– Вижу.
– Так вот, сейчас ровно 12 часов. Туда (мерит циркулем) ровно 10 верст. К четырем часам ты должен быть в букве «Ж» и открыть оттуда огонь во фланг по всей немецкой позиции.
– Ваше превосходительство!..
– Ровно в четыре часа. Ну, ступай скорее! Там был командир полка. Я к нему:
– Да ведь вы без меня не продержитесь и ночи!
– Ну что же! Он и слушать не хочет. Был там и Тумский.
– Скажите ему, что ведь «Воля» на нашем фланге, а буква «Ж» за версту, в тылу у немцев. Куда же я пойду один?
– И слушать не хочет.
Вот тебе и кунак! Удружил. Отправляйтесь в «Ж»! Упрямый ишак!
– Ну что же, не впервые нам исполнять дурацкие приказания, – резюмирует Коркашвили. – Что же ты думаешь делать?
– А вот увидишь.
Не в первый раз чувствовал я себя Иваном-дураком у царя Берендея.
В сумерки подходим к перелескам на крайнем фланге корпуса. Влево остается деревушка, эта самая «Железова Воля». Она взята сибиряками. Надпись на карте пересекает ее выше и углубляется на целую версту в немецкий тыл. Севернее деревушки – болото, не охраняемое никем, – прорыв между нами и 1-м гвардейским корпусом. На противоположном берегу болота заметны кое-какие окопчики: немцы. Возвращаюсь к своим.