Впервые увидал я нечто подобное. На мой вопрос из рядов выступило 20 человек.
Я тотчас же удалился в отдельное помещение и снял с каждого его заявление. Они были чудовищны.
Подполковник Сикорский с садизмом, далеко превосходящим обычное третирование и уставные строгости, терзал каждого из них, ставя их днем и ночью в сырую хату, по колено залитую водой, которая служила ему арестантской, и прибегал к всевозможным ухищрениям пытки, совершенно игнорировал устав о наказаниях.
– Чем объясняете вы все эти противозаконные меры?
– Но, господин полковник, вы не знаете этих людей… Никакие человеческие меры не дают с ними результата!
– Хорошо! Я донесу обо всем по начальству!
– Но, господин полковник, это погубит всю мою карьеру! Ради Бога, умоляю вас! Даю вам слово…
– Пусть будет по-вашему! При малейшем повторении чего-либо подобного я отрешу вас от командования и отдам под суд. А этих 20 человек я перевожу сейчас же к себе в управление, где они своей службой докажут мне правдивость своих слов.
– Но этим вы подорвете дисциплину в моей батарее!
– Наоборот. Именно теперь ваша батарея увидит воочию, что дисциплина существует для всех!
…Как мог суровый, строгий службист Драке не заметить истязаний, совершавшихся у него за спиной?
Нужно ли прибавить, что этого было достаточно. Все как рукой сняло. И те люди, которых я перевел к себе, не оставили на своей службе ни единого пятнышка.
Бои, последовавшие за Луцким прорывом, закончились новым параличом на всем фронте. Наша артиллерия уже была в состоянии состязаться с германской, но для прорыва бетонированных и окутанных морем проволоки позиций этого было недостаточно. Последующие сражения ясно доказали, что ни самоотвержение пехоты, ни налаженная связь между всеми родами оружия не приводили к иному результату, кроме самоистребления. И делалось это в угоду «благородным союзникам», которые проводили свою мировую политику за счет неисчерпаемого запаса «пушечного мяса» в России.
Недостаточность тяжелой артиллерии вынуждала то и дело перебрасывать ее, и наш дивизион после каждой попытки прорыва перекочевывал в соседние корпуса армии. В этой переброске противник имел огромное преимущество внутренних сообщений, пренебрежение которым в новой войне погубило Гитлера. Но теперь, в угоду Европе, мы сделали роковую ошибку и вместо стратегического отступления, сопровождаемого рядом тактических контрударов, безрасчетно погубили сотни тысяч людей, бросая их на верную гибель под огнем пулеметов и минометов на проволочных заграждениях.
Первое крупное дело, в котором участвовал дивизион под моей командой, была атака спешно укрепленных германцами позиций между деревней Ворончиным и урочищем Жука, где немцы для упорной обороны использовали кладбище, расположенное на высоком кургане в нескольких сотнях шагов от выступа огромного леса, находившегося в наших руках… После интенсивной, но короткой подготовки, в которой участвовали, кроме моих, несколько батарей 39-го корпуса, гвардейцы двинулись на главный оборонительный пункт, пользуясь заранее подготовленными подступами. Наша 1-я батарея удивительно удачными попаданиями переворачивала все вверх дном на кладбище, но на главном командном пункте все время работало семь пулеметов, видимо, находившихся под бетонированными укрытиями.