– Ладно, шутки плохи, – видимо, пронеслось в его голове, – этак сам пропадешь и хозяина погубишь!
Больше он уже не становился на дыбы.
Но когда у меня загоралось ретивое, он понимал меня. Вихрем летал он на Высочайших смотрах. Без подготовки брал невероятные препятствия, спускался с крутых скатов, садясь на окорока и скатываясь под уклон, как это делают медведи. А когда я слезал, косился на меня своим большим глазом, как бы желая сказать:
– Ну что, доволен ты мною? – и подставлял мне свою морду, так как знал, что мне нравится целовать нежную кожу над его храпками.
Но когда я сажал на него ребенка, чтоб прокатить его «на лошадке», он шел, тихонько ступая, чтоб чем-нибудь не побеспокоить своего маленького всадника; и когда на него вспархивала та, которую он считал своей будущей хозяйкой, ничто уже не могло отвлечь его и заставить изменить рыцарскому долгу преклонения перед дамой. Всегда готовый на шалости подо мною, перед нею это было воплощенное внимание и осторожность.
– Это уже будет твой государь, – говорила мне когда-то моя до брая тетя Лизоня, кладя передо мной только что вышедшие карточки царской семьи. Ее слова сбылись буквально: тогдашний наследник Николай Александрович произвел меня в офицеры. Каждый год после этого в течение двенадцати лет я проходил перед ним в строю на смотрах и парадах, и мне же ссудила судьба прочесть перед фрон том трагический приказ об отречении, вырвавший оружие из рук миллионов его подданных…
Вся жизнь скромной военной семьи, к которой я принадлежал, тысячами золотых нитей была сплетена с судьбами Державной семьи, поднявшей Россию на предназначенное ей Создателем место. Семейные традиции большинства членов нашего рода сделали эти связи неразрывными. Не касаясь придворных интриг каждого члена царской семьи, они сделались нам столь близкими, что их лица всегда и везде перед нами. Сколько драгоценных мелочей встают порою в этих воспоминаниях!..
Трехлетним ребенком я видел в Летнем саду Александра II, который неторопливо шел по мосткам. Пробежавший впереди него агент предупредил нас, и мы очистили дорогу. «Идет!» – шепнула нянька. Мы с братом Володей сняли шапки. Государь ответил кивком головы. Как сейчас помню его озабоченное лицо и сгорбленные плечи… Горько плакал я три года спустя, когда пришел дядя Федя и объявил, что Царя уже нет в живых… Помню его блестящие галуны, сплошь закутанные флером… Помню и его черноусых, загоревших в Турции солдат с повязками на головах и на руках после памятного взрыва в Зимнем дворце, где его рота, стоявшая в карауле, потеряла стольких товарищей, погибших при исполнении долга.